Но тут случилось нечто совершенно неожиданное. Те самые националисты, которые более 60 лет занимали непримиримо антигерманские позиции, которые требовали энергичных мер против Веймарской республики, в одну ночь переменили позицию. Те самые люди, которые именовали еврейскими происками все попытки улучшить франко-германские отношения, отвергали планы Дауэса, Янга и Локарнские соглашения{101} как еврейские махинации и подозревали Лигу наций в том, что она действует в интересах только евреев, вдруг начали симпатизировать нацистам. Они отказались признать тот факт, что Гитлер намерен раз и навсегда разгромить Францию. Гитлер, намекали они, враг не столько Франции, сколько евреев; он старый солдат, и с симпатией относится к французским воякам. Они преуменьшали масштабы немецкой программы перевооружения. Кроме того, говорили они, Гитлер вооружается только для борьбы с еврейским большевизмом. Евреи хотели бы втянуть Францию в войну против нацистов. Но Франция достаточно мудра и не станет таскать каштаны из огня для евреев. Франция не намерена проливать кровь за евреев.

Это был не первый случай в истории Франции, когда националисты поставили антисемитизм выше своего французского патриотизма. В деле Дрейфуса{102} они сделали все возможное, чтобы избавить от наказания офицера, совершившего предательство, и вместо него отправить в тюрьму невинного еврея.

Некоторые утверждают, что нацисты подкупили французских националистов. Возможно, некоторые французские политики и в самом деле брали взятки. Но в политическом плане в этом не было смысла. Для рейха это было бы напрасной тратой денег. Антисемитские газеты и журналы и так издавались большими тиражами; они не нуждались в немецких субсидиях. Гитлер вышел из Лиги наций, в одностороннем порядке аннулировал статьи Версальского договора, ограничивавшие перевооружение Германии, оккупировал демилитаризованную зону на левом берегу Рейна, разжигал антифранцузские настроения в Северной Африке. Французские националисты критиковали эти действия только для того, чтобы обвинить во всем своих политических противников во Франции: во всем были виноваты они, заняв враждебную позицию по отношению к нацизму.

Затем Гитлер вторгся в Австрию. Семью годами ранее Франция решительно выступила против германо-австрийского таможенного союза. Но теперь правительство Франции поспешило признать насильственное присоединение Австрии. В Мюнхене, при поддержке Великобритании и Италии, Франция заставила Чехословакию уступить немецким требованиям. Все это встречало одобрение большинства французских националистов. Когда подстрекаемый Гитлером Муссолини заявил о притязаниях Италии на Савойю, Ниццу, Корсику и Тунис, националисты ответили весьма робким протестом. Не нашлось Демосфена, чтобы предостеречь народ о том, что Филипп опасен{103}. Но если бы новый Демосфен и выступил, националисты объявили бы его сыном раввина или племянником Ротшильда.

То, что французские левые также не выступили против нацистов (в этом отношении ничем не отличаясь от своих британских друзей), не может служить извинением для националистов, которые были достаточно влиятельны, чтобы побудить Францию к энергичной антинацистской политике. Но для них все планы сопротивления Гитлеру были проявлением еврейского коварства.

Любовь к миру и готовность избежать войны даже ценой самопожертвования делает честь французскому народу. Но вопрос стоял совсем иначе. Германия открыто готовила войну с целью окончательного уничтожения Франции. Намерения нацистов не вызывали ни малейших сомнений. В этих условиях единственно правильная политика заключалась в том, чтобы любой ценой сорвать планы Гитлера. Тот, кто при обсуждении франко-германских отношений отвлекался на проблемы евреев, тем самым предавал интересы собственного народа. Не имело значения, является Гитлер врагом или другом евреев. На кону стояла судьба самой Франции. Только то имело значение, а не желание французских врачей или лавочников избавиться от еврейских конкурентов.

Именно антисемитизм был причиной того, что Франция вовремя не сорвала планы Гитлера, что она долго не замечала его приготовлений к войне, и, когда война уже разразилась, оказалась совершенно не готовой сражаться. Антисемитизм французов сослужил хорошую службу Гитлеру. В противном случае войны удалось бы избежать либо вести ее при куда более благоприятных условиях.

Когда началась война, французские правые заклеймили ее как войну за интересы евреев, а французские коммунисты – как войну за интересы капиталистов. Непопулярность войны сковала действия руководства вооруженных сил. Это замедляло темп работ на военных заводах. С чисто военной точки зрения ситуация в июне 1940 г. была не хуже, чем в первые дни сентября 1914 г., и лучше, чем в сентябре 1870 г. Гамбетта, Клемансо или Бриан не стали бы капитулировать. Не сделал бы этого и Жорж Мандель. Но Мандель был евреем, а потому не мог быть политическим лидером. Вот так случилось невероятное: Франция отреклась от своего прошлого, объявила еврейскими самые достойные страницы своей истории и провозгласила утрату политической независимости национальной революцией и возрождением истинного духа страны.

Не только во Франции, но и по всему миру антисемитская пропаганда работала в пользу нацизма. Пагубность интервенционизма и его склонности к дискриминации проявилась в том, что множество людей утратили способность оценивать проблемы внешней политики как-нибудь иначе, кроме как с позиций своего желания силой закона избавиться от успешных конкурентов. Мечта избавиться от конкурентов-евреев ослепляла их настолько, что они забыли обо всем остальном – о своей национальной независимости, свободе, религии, цивилизации. Во всем мире были и есть пронацистские партии. Свои квислинги есть в каждой европейской стране. Квислинги командовали армиями, долгом которых было защищать страну. Вместо этого они постыдно капитулировали. Они помогали захватчикам и имели наглость называть свое предательство истинным патриотизмом. Нацисты имели союзников в каждом городе и в каждой деревне, где находился человек, жаждущий избавиться от конкурента-еврея. Тайным оружием Гитлера являются антиеврейские настроения многих миллионов лавочников и мелких торговцев, врачей и юристов, профессоров и писателей.

Не будь антисемитизма, этой войны бы не было. Лишь с его помощью нацисты сумели восстановить веру немцев в несокрушимость своих вооруженных сил и тем самым еще раз втянуть Германию в агрессию и борьбу за мировое господство. Только антисемитская ориентация французского общественного мнения помешала Франции остановить Гитлера, когда этого еще можно было добиться без войны. И только антисемитизм помогал немецким армиям в каждой европейской стране находить людей, готовых распахнуть перед ними ворота.

Человечество дорого заплатило за антисемитизм.

Глава IX Веймарская республика и ее крах

1. Веймарская конституция

Главным аргументом в пользу милитаризма Гогенцоллернов была его мнимая эффективность. Демократия, говорили националистически настроенные профессора, может быть и годится для малых стран, независимость которых гарантируется соперничеством великих держав, или таким странам, как Англия и США, которые защищены своим географическим положением, но в случае Германии все иначе. Германию окружают враждебные ей народы; она одинока в мире; ее границы не защищены естественными барьерами; ее безопасность