Наконец стоит сказать (это едва ли не самый изящный среди китайских геоэкономических инструментов) о возрастании значения юаня в качестве региональной резервной валюты; данный процесс неуклонно укрепляет влияние КНР. Пекин приобретает все больше возможностей управлять каналами, которые ранее, благодаря аналогичному статусу доллара, обеспечили стратегическое влияние США. Например, Вьетнам выразил готовность сотрудничать с Китаем в расширении валютного регулирования с целью «содействовать либерализации и упрощению торговли и инвестиций» – иными словами, для дальнейшей «глобализации» юаня[594]. В 2013 году начались прямые торги в паре «сингапурский доллар – юань», закрепившие роль Сингапура как центра торговли и способствовавшие интернационализации китайского юаня. Пекин также выделил сингапурским инвесторам квоту в размере 8,2 миллиарда долларов, чтобы держатели юаня могли инвестировать в китайские акции, облигации и прочие инструменты финансового рынка[595].

Во многих случаях китайское геоэкономическое принуждение оказалось дорогостоящим, но эффективным; наглядным примером здесь выступают Филиппины. В других ситуациях Китай попросту извещал своих соседей о цене геополитических рисков, вынуждая правительства других стран вести себя так, чтобы это не было воспринято как покушение на стратегические цели КНР; Камбоджа, Вьетнам, Мьянма, Малайзия – образцов таких действий предостаточно. Однако в некоторых случаях, даже там, где удавалось реализовать краткосрочные цели, экономическое давление Китая лишь поддерживало решимость правительств таких стран, как Филиппины или Вьетнам, совершать действия, не слишком, мягко говоря, соответствующие базовым стратегическим целям Пекина. Впрочем, нужно признать, что Китай не считает напрасными расходы на геоэкономическое принуждение; пока данная позиция не изменится, КНР, скорее всего, продолжит свою политику.

Когда речь заходит о текущих отношениях Китая с Пакистаном и Индией, поневоле вспоминается древняя истина – китайско-пакистанские отношения нельзя рассматривать и оценивать без учета отношений каждой из стран с Индией[596]. В 1950 году Пакистан одним из первых государств официально разорвал дипломатические отношения с Тайванем, тем самым обеспечив свою «непреходящую вечную дружбу» с Китаем. Напротив, «маятник» отношений Китая с Индией качнулся от дружбы в 1950-х годах к противостоянию, которое вылилось в пограничную войну 1962 года и воплотилось в различные формы конфликтов и сотрудничества в 1990-х, чтобы длиться по сей день[597].

История трехсторонних отношений между Индией, Пакистаном и Китаем кажется в целом стабильной на протяжении последних полутора столетий, однако эти отношения, безусловно, изменялись со временем. Отчасти они сделались теснее и сложнее благодаря «переплетению» интересов. Китай и Пакистан достаточно давно научились ценить друг друга как стратегический «буфер» против Индии[598]. Изредка каждая из стран начинает воспринимать Нью-Дели как инструмент получения тактического преимущества в этом «треугольнике» отношений. Но стоило Индии вступить в ряды стремительно развивающихся мировых держав, как Нью-Дели превратился в полноценный «угол» этого «треугольника», с которым приходится считаться (а не просто им прикрываться)[599].

По мере углубления и усложнения упомянутых отношений все три участника «треугольника» все больше полагаются на геоэкономические стратегии. Точно определить конкретную причину того, почему именно геоэкономика сделалась ведущим средством упрочения влияния для этих трех стран, вряд ли возможно, однако здесь выделяются три фактора. Во-первых, китайские лидеры прекрасно понимают, что желание Китая расширить свое влияние на Индию и Пакистан без эскалации военной напряженности и регионального соперничества (данная эскалация неизбежно означает вовлечение США) подразумевает осуществление множества задач, геоэкономических по своему содержанию[600]. Исторически Пекин делал ставку на военное влияние в своих отношениях с Пакистаном и с самого эмбарго США на поставки оружия Пакистану в 1965 году, играл важную роль в наращивании оборонительного потенциала страны, поставляя пакистанцам технологии и системы вооружения[601]. Но постепенно в Пекине стали осознавать, что, в отличие от поставок пятидесяти истребителей «JF-17», валютное соглашение между Народным банком КНР и Государственным банком Пакистана вряд ли спровоцирует столь же агрессивную реакцию Соединенных Штатов или Индии[602].

Второй фактор, объясняющий нынешнее стремление Китая сосредоточиться на геоэкономических отношениях с обеими странами, заключается в том, что после десятилетия высоких темпов развития и наращивания глобальных амбиций Индия сделалась слишком важной для Китая экономически и политически, чтобы рисковать нагнетанием напряженности. Действительно, многие эксперты полагают, что Индия опередит Китай в реальных темпах роста примерно к 2016 году[603]. Учитывая позитивность и эффективность экономической среды обеих стран, сотрудничество Индии и Китая также предоставляет обеим сторонам потенциальные поводы оспаривать могущество и влияние США. Это не ускользает от внимания Нью-Дели и Пекина, что явствует, например, из их активного участия в деятельности БРИКС, поскольку данная организация во многом является геоэкономическим проектом[604].