как ему быть: лечить меня или оставить в покое? Уйти или остаться? Но мою руку он все-таки не отпускает.

– Но быть среди людей полезно для здоровья. Разделять эмоции – это хорошо. Твое счастье – это мое счастье, – говорит он, стараясь осмыслить все, что услышал.

– Знаю, – отвечаю я, и удивляюсь, что мы выруливаем на глубокий разговор, а не просто на болтовню о том, бывает такое или не бывает. – Немного поделиться эмоциями – хорошо. Немного окунуться в хорошие чувства и плохие чувства – тоже хорошо. Это я давно поняла. Я не могу совсем отъединяться от людей, хотя, бывает, отъединяюсь просто для себя, и тогда ты говоришь, что я холодная. Или сухая. И ты прав, – быстро произношу я, не давая ему разразиться очередными извинениями. – Ты прав. Энди: иногда я не подпускаю к себе людей, и это плохая привычка, но теперь ты хотя бы знаешь, почему я это делаю. На улице, где много людей, или в шумном баре, да на той же свадьбе: если я буду наталкиваться на всех и чувствовать то, что чувствуют они, то это будет… это будет перебор. Как раз перед тем, как я тебя увидела, я научилась закрываться, но от этого мне становилось нехорошо. Так что пришлось учиться быть среди людей и не страдать от этого.

– А у Лили тоже такое есть? – спрашивает он.

Я качаю головой:

– А у меня нет биполярного расстройства, если ты об этом.

– Извини…

– Не извиняйся, я и сама ее об этом спрашивала, когда росла. Даже когда у нее еще не было диагноза, я думала об этом. Но нет. Я думаю, это у меня из-за нее, она, так сказать, источник, но это не наследственное. Когда я была маленькая, то прямо ненавидела ее непредсказуемость. Я все время переживала из-за того, какая женщина встретит меня утром, когда я проснусь, из-за того, что она могла выкинуть ни с того ни с сего. Я хотела быть готовой к тому, что меня ждет, поэтому начала изучать ее, пробовала ее читать. Я начала видеть ее настроения, как цвета. Меня и отправили в спецшколу «Новый взгляд» потому, что я не знала, как с этим справляться. А когда я закончила школу, то укрывалась дома, потому что так и не знала, как с этим справляться. Потом я устала сидеть в тени и перебралась сюда. А потом увидела тебя.

– Вот, оказывается, почему ты всегда так на меня смотришь. Как будто читаешь.

– Да нет, – смеюсь я. – В этом-то все и дело. Энди, ты единственный, кого я не умею читать. Вот поэтому я заметила тебя в тот день в поезде, вот почему пошла за тобой. До тебя я не встречала человека без цвета.

– Так я что, черт с рогами?

– Нет. Я думаю, ты тот, кто…

Я стараюсь подобрать слова, объяснить, что он для меня. Что он не боится меня, помогает почувствовать себя настоящей, такой, как все.

– Ты тот, кто… – начинаю я и снова сбиваюсь.

– Я тот, кто надо, – заканчивает он с улыбкой.

* * *

– Вон, посмотри, – произносит Энди и чуть подталкивает меня локтем, когда мы едем в метро.

Я отрываюсь от книги и смотрю в ту сторону, куда он осторожно показывает мне головой.

– Темно-синий, – говорю я.

– Консервативный, – добавляет он, и я киваю.

Он сияет, как студент, получивший отличные оценки, и продолжает:

– Посмотрим, что же с ним такое? Так-так: да у него женское белье под костюмом!

Я фыркаю от смеха и несколько человек оборачиваются к нам. Тогда я утыкаюсь головой ему в плечо и тихо хихикаю.

* * *

Мы у молодежного клуба. Я жду его, а он провожает ученицу. У своей машины стоит мужчина, явно дожидается ее. Я его уже заметила.

– Привет, – произносит мужчина, похожий на игрушечную собачку; он широко улыбается, на щеках у него играют ямочки.

– Ты что, его знаешь? – спрашивает Энди, и девушка кивает.

– Вот, на тачке подъехал, хотел тебя удивить, – говорит мужчина и открывает дверцу машины.

На лице у девушки никто ничего не может прочесть. Никто, кроме меня.

Энди вопросительно смотрит на меня.

Я отрицательно качаю головой.

– Ой! Жасмин, я забыл одну вещь. Давай-ка вместе за ней сходим! Извини, парень, мы ненадолго, – обращается он к незадачливому кавалеру.

– Нам ехать надо, – отвечает тот.

Улыбаясь во весь рот, Энди отвечает:

– Поверь, это исключительно важно. Извини, что все тебе сорвал.

И он уводит Жасмин обратно. Через несколько минут я получаю сообщение: он пишет, чтобы мы встретились у бокового входа.

– Негодяй? – спрашивает он.

– Да еще какой!

– С металлическим оттенком?

Я киваю.

– О господи… А на вид как будто из поп-группы. Спасибо тебе, – произносит он, целует меня и добавляет: – Хочешь, вечером куда-нибудь сходим, поужинаем?

* * *

На нашем первом настоящем свидании я говорю Энди, что у меня есть билеты на матч «Кристал Пэлас» – «Астон Вилла». Он не болеет ни за тех, ни за других, но футбол любит и в любое время пойдет на любую игру на любом стадионе. Спасибо Госпелу, я его зацепила.

Я не говорю ему, что мы будем сидеть в ложе команды, потому что и сама этого не знала. Перед игрой там подают легкие закуски, а когда мы выходим на открытый воздух, Джамель, жена Госпела, именно для меня делает так, что все места в рядах впереди, по бокам и сзади оказываются свободными. «Можно?» – спрашивает Джамель и садится рядом со мной. Это длинноногое гламурное создание в больших темных очках, не обращая никакого внимания на наведенные на нее камеры, делает вид, что смотрит игру, а на самом деле вовсе не смотрит, а говорит со мной о проблемах, которые они переживают:

– Дом обставляла не я. До меня он с кем-то там жил. А когда я поселилась, все было уже вот так. Не пойми меня неправильно – дом красивый, ты и сама видела. Но не знаю, как это сказать… – она закрывает глаза и передергивает плечами, – может, потому, что это делала она, а может, я глупая… Я-то ничего, живу, а вот он… он становится очень… очень беспокойным, понимаешь? Как будто вбирает в себя всю эту агрессию. Ему никогда не сидится дома. Ты лучше меня его знаешь, поэтому я и делюсь.

– Я вовсе не лучше тебя его знаю, – возражаю я.

– Да ладно, ты же его первая любовь.

Энди заметно напрягается в своем кресле, и мне очень хотелось бы, чтобы он этого не услышал.