наполнило графиню Монсегюр ещё большей ненавистью к молодой сопернице. Ей было ясно, что, как только Ирис коронуют, она, бывшая королева, исчезнет из дворцовой жизни Аремора. Невыносимо, унизительно! Но Розмунда не была бы дочерью прославленного ареморского интригана Гослана Монсегюра, если бы согласилась уйти в небытие, позволив своей сопернице наслаждаться победой.

— Стало быть, тревы отныне ваши союзники и преданные вассалы? — с недоброй усмешкой обратилась она к Ирис. — Хочу предостеречь вас, мадемуазель, что с ними нужно всегда оставаться начеку. Чего можно ожидать от тревских рыцарей, если их правители способны в любой момент нанести своему сюзерену удар в спину? Вы удивлены? О, вам следует знать, что тревы не только отважные воины, но также искусные лицемеры и предатели! Маркиз Гундахар — лучший тому пример!

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

— О мёртвых либо хорошо, либо ничего, — заметил мастер-приор, глядя на Розмунду посуровевшими глазами. — Легче всего оболгать тех, кого здесь нет, кто, покинув этот мир, уже не может защитить свою честь и своё имя от злых наветов.

— Да что вы знаете о Чёрном Вепре, мессир Тарсис?! — вскричала Розмунда; в её пронзительном голосе звучало злорадное мстительное торжество. — Маркиз Гундахар, многие годы влюблённый в меня без памяти, выполнял любые мои приказы без малейших колебаний и угрызений совести. Более пяти лет назад я отправила его в Фризию с заданием убить Аралуен, дочь вождя Альбуена, и его малолетнюю внучку, бастарда Фредебода. Гундахар выполнил мой приказ лишь наполовину: он не избавил меня от девчонки, потому что не сумел найти её в густых лесных зарослях.

Розмунда снова повернулась лицом к Ирис:

— Вам тогда несказанно повезло, мадемуазель! Вы хорошо спрятались или, может, вам благоволили древние фризские духи, — криво усмехнувшись прибавила бывшая королева.

— Осторожнее, ваша милость, — предупреждающе прервал её Тарсис, — не забывайте, что вы говорите с королевой!

— Не нужно меня запугивать! — вскричала Розмунда, сверкнув холодными зелёными глазами. — Мне больше нечего терять! Конечно, вы можете судить меня, но моё чистосердечное признание смягчает мою вину: согласно закону мне полагается наказание в виде изгнания из королевства. Так или иначе я стала бы изгнанницей, опальной графиней Монсегюр — всеми осуждаемой и забытой!

Ирис слушала признание бывшей королевы, и в её памяти снова оживали картинки-вспышки из прошлого. Лесная поляна; бледное лицо матери; её светлые косы, разметавшиеся по земле; перевёрнутая корзинка из бересты и высыпавшиеся из неё ярко-красные ягоды брусники, похожие на брызги крови в зелёной траве… И ещё — тёмное расплывчатое пятно с очертаниями зверя. Теперь Ирис поняла, почему чёрный клыкастый вепрь на плащах тревских рыцарей всегда вызывал у неё смутную тревогу. Именно такой плащ был на убийце её матери — человеке, которого девочка, спрятавшаяся в кустах, видела со спины. Неужели это и вправду был Чёрный Вепрь? Неужели маркиз Гундахар, который своей храбростью и благородством сумел вызвать у неё почтение, был тем человеком, который хладнокровно убил беззащитную женщину, её милую добрую матушку? В груди у Ирис защемило от едкой нестерпимой боли. А ведь она доверилась сыну Гундахара, и именно Адальрик стал тем, кто пробудил в её сердце первую трепетную любовь…

Девушка подошла к молодому маркизу с бледным, убитым лицом и тихо, запинаясь, сказала:

— Она говорит… Я знаю, это неправда… Я не верю… Но скажите, мессир… ради Великой Троицы Богов, скажите мне сами! Что вы знаете об этом?..

И не закончила, задыхаясь от волнения.

— Не вините моего отца, ваше величество: он был орудием в чужих руках, — начал отвечать Адальрик печальным голосом, звучавшим робко и искренне. — Я ничего не знал об этом злодеянии: ужасающая правда о нём открылась мне впервые, как и вам… Поверьте, я ошеломлён не меньше вас…

Молодой тревский маркиз умолк и опустил голову и плечи, точно принял на себя тяжёлое бремя отцовского греха.

Розмунда могла ликовать и наслаждаться своим маленьким триумфом, уверенная в том, что посеянные ею зёрна мести дадут ядовитые всходы.

Неожиданно собравшиеся в Парадном зале расступились перед возникшей будто ниоткуда женщиной, которая остановилась посередине зала. Это была Теодезинда, лесная фризская отшельница, прорицательница и колдунья.

— То, что сейчас рассказала вам эта женщина, ложь! — заявила Теодезинда громким уверенным голосом. — Всё — ложь, кроме одного: маркиз Гундахар любил графиню Монсегюр так, как только может истинный рыцарь любить даму своего сердца. Но бедняжку Аралуен убил не Чёрный Вепрь!

— Неужели?! — с язвительной насмешкой воскликнула Розмунда, глядя на прорицательницу откровенно враждебным взглядом. — Кто же тогда?

— Князь Гримберт, — ответила Теодезинда, и фризы от изумления едва не ахнули в один голос.

— Расскажи нам, что ты знаешь, Теодезинда, — обратился к ней Эберин: он доверял прорицательнице и хотел, чтобы вина Гримберта была доказана.

— Пять с лишним лет назад маркиз Гундахар впервые появился в Туманных Пределах под видом купца из Тревии. Он остановился в доме моей дальней родственницы, к которой иногда, большей частью по ночам, захаживал князь Гримберт. Однажды вечером за кружкой хмельного медового напитка Гундахар разговорился с князем и спьяну сболтнул, что прибыл к фризам вовсе не по торговым делам, а — с приказом королевы. В чём именно был приказ, он всё же не признался, только заявил, что отказывается его исполнять. И прибавил, что хуже предательства может запятнать рыцарскую честь лишь убийство беззащитной женщины и ребёнка. Гримберт, не лишённый смекалки, без труда догадался, о ком идёт речь. Наутро, подмешав в рассол, приготовленный для маркиза, снотворное снадобье, князь облачился в его плащ. Этот злополучный плащ с изображением вепря любовница князя нашла среди вещей заезжего «купца». Гримберт знал, что Аралуен вместе с дочкой ходила в лес каждый день: то лето выдалось необычайно щедрым на ягоды. Он подкараулил молодую женщину в лесной глуши и хладнокровно убил её… Сейчас уже ни для кого не является тайной стремление князя Гримберта занять место фризского вождя после смерти Альбуена. Он рассчитывал, что, убрав со своего пути Аралуен и её дочь, станет править Фризией как единственный преемник старого вождя. Но боги — вечная им хвала! — уберегли Ирис, отвели от неё руку подлого убийцы…

Какое-то время в Парадном зале царило (уж в который раз за этот день!) ничем не нарушаемое тягостное безмолвие.

— Почему же ты молчала столько лет, Теодезинда?! — первым нарушил тишину Дван; в его выкрике звучали боль и негодование. — Ведь, знай мы правду, сколько бед можно было бы избежать!

— Правду скрывала вовсе не я, а моя родственница, — отозвалась прорицательница, с сожалением покачав головой. — Но мне было видение, после которого я заставила её во всём признаться. Тем легче