– А я думала, ты в Лос-Анджелесе живешь, – удивилась я.

– И там тоже, но когда эта зараза по миру расползаться начала, я своих на Гавайи отправил – у меня там бунгало на берегу. Выйдешь утром из него сразу на пляж, а перед тобой до самого горизонта океан волнами шуршит – красота!

– Ивану сказать, что ты заходил?

– Не надо, я с ним сам попозже свяжусь, – сказал он, поднялся и пошел к двери.

– Счастливого Рождества и Нового года, – пожелала ему я и спросила: – Слушай, а как тебя по-настоящему зовут?

– В честь деда Мишкой назвали, – уже около двери ответил он. – Бывай, подруга. Может, еще свидимся.

Он ушел, а я продолжала смотреть на закрывшуюся за ним дверь и с тоской думала: «Ну почему все стоˆящие мужики, которых я встречаю в жизни, уже женаты?»

С этими грустными мыслями я и уснула.

15 декабря, вторник… и потом

И потянулись больничные будни.

Я заходила в гости к Кузьмичу, который благодаря лечению и заботам Нади шел на поправку, пусть не так быстро, как хотелось бы им, но уверенно.

В среду к нему перевели Ивана, и Надя радостно скандалила уже с двумя мужчинами. У Эдика детальное обследование не выявило никаких серьезных травм, и он решил долечиваться дома, на Силикатном. Михеич, как говорили врачи, остался в живых не иначе как чудом. Он еще был в реанимации, но ему стало значительно лучше. Куда их тогда привезли из Хмелевки, Иван так и не понял, знал только, что это какая-то частная клиника, оборудованная по последнему слову медицинской техники. А перевезли их к Полянской потому, что лечились они там бесплатно, – видимо, Нестор решил: раз менты накосячили, пусть те, кто их поддерживает, сами и расплачиваются.

Галина выписалась еще во вторник утром, потому что Сергею предстояло разгрести кучу проблем, а Иван ему пока ничем помочь не мог, вот она и взяла это на себя.

Узнав об этом, я только хмыкнула – уж она-то наведет порядок в хозяйстве сына.

Все было спокойно, и тут вдруг в четверг утром, когда я после завтрака лежала под капельницей и смотрела телевизор, в программе новостей диктор сказал, что начальник Тарасовского УВД генерал-майор Гришин уволен с занимаемой должности и задержан. Министерство начало проверку деятельности нашего управления, поэтому руководство канала считает некорректным выпускать анонсированную ранее передачу до того, как будут известны ее результаты.

На несколько секунд я замерла, а потом выдернула иглу, вскочила с кровати, кое-как влезла в шлепанцы и, надевая на ходу халат, бросилась к Полянской.

Войти я не решилась, но распахнула дверь и обозначилась в проеме.

– Уже знаю – это еще вчера произошло, – спокойно сказала она. – А сегодня утром в Тарасове высадился десант с такой проверочной комиссией, что головы полетят у очень многих.

– Но почему? – воскликнула я.

– Ты ту запись помнишь? – спросила она, и я кивнула. – Она пришла в министерство с таки-и-ими комментариями… И вот результат.

– Но ее же видели только мы четверо. С теми, кто снимал и прислал Ильину, все вопросы утрясли… Неужели его компьютер взломали? Или сделали копию с диска? Что он говорит? Где он его держал?

– Держал в сейфе. Как видишь, не спасло, – медленно говорила она. – Ты себе представить не можешь, сколько было заплачено за назначение Гришина, а люди свои деньги даже вернуть не успели. О прибыли я и не говорю.

– А кто его двигал? Надеюсь, не вы? Не вам теперь претензии предъявлять будут?

– К счастью, не я – я как раз была против, но меня не послушали. А теперь пусть сами расхлебывают. Ты убедила меня, – улыбнулась она. – Я сдала полномочия и теперь просто предпринимательница, жена, мама и бабушка. Конечно, они все ко мне по-прежнему обращаться будут, а я, если сочту нужным, что-то посоветую, но нервы трепать себе я больше никому не позволю! Я в отставке!

– И слава богу! – с чувством сказала я. – Надя знает?

– И Дима тоже. Грозятся к моему возвращению домой закатить пир на весь мир, – рассмеялась она и вдруг воскликнула: – Почему у тебя по руке кровь течет?

– Да это я капельницу… – начала объяснять я, но она рявкнула:

– Брысь к себе, и медсестру позови! Лечится она, называется!

Я сбежала к себе и вызвала медсестру. Та, оглядев разор, ни слова сказать не решилась, а принесла новую капельницу и, сердито сопя, установила ее, а я сопела виновато.

Когда она ушла, я принялась размышлять, зачем Рамзес это сделал, а это мог быть только он, потому что был единственным, кроме посвященных, кто знал об этой записи – сама же ему сказала.

Чтобы защитить меня от Гришина? Ерунда! Он знает, что у меня за спиной Полянская и поэтому меня никто не тронет. Нет, тут что-то другое, но что? В том, что он с помощью Куликова мог проникнуть в кабинет Ильина, я не сомневалась, но там же сейф! Взломать компьютер Ильина? Но неужели в областном следственном управлении служба компьютерной безопасности мышей не ловит?

Как я ни билась над этой загадкой, так и не смогла ничего понять.

А в субботу меня наконец-то выписали, но выдали такой лист назначений, что я затосковала – неужели у меня со здоровьем все настолько плохо? Мне нашли какую-то кофту – не в своем же разрезанном мне было идти. Потом я надела свой простреленный пуховик, взяла свою простреленную сумку с лежащими в ней простреленными смартфоном и ноутбуком и спустилась на первый этаж. Там я забрала у секретарши Полянской свои деньги и вышла на свежий воздух, где меня возле крыльца ждала Галина в своем «Хаммере», но за рулем был не Эдик, а какой-то другой мужчина.

– Куда едем, Галина Васильевна? – спросил он, когда я села к ней на заднее сиденье.

– В «Галерею моды», – ответила она.

– Галя, мне там одеваться не по деньгам, – предупредила я. – Или мы едем на экскурсию? Но тогда я неподобающе одета.

– Таня, ты считаешь, что твой характер