— Я просто счастлива.

Джон

Я никогда не парковался на подъездной дорожке Роджера Блэра. Но сейчас я не в себе. Хлоя выходит замуж за Кэррига, а я лишний. Фрик, который не может быть с девушкой, не причинив ей вреда. Монстр, который съедает целое пирожное, потому что не способен поцеловать девушку, не способен любить. Никогда еще я не испытывал такого ужаса, «Ужаса Данвича». Я помню, как жители города смотрели на Уилбура, как Лавкрафт ошарашивает тебя заявлением, что Уилбур не похож на других, что он урод. Я помню, как прочитал это в первый раз, когда вышел из подвала, и после того, как Хлоя упала в обморок. Помню тот жуткий, гнусный голосок, снова и снова повторяющий: «Эй, Джон, ты всегда был чудаком, всегда был странным и неприятным». Но теперь-то я мог бы быть спортсменом или моделью…

Я стучу в дверь. Бью по ней ногой. Хватит. Я не могу больше ждать. Хватаю табличку с идиотской надписью «Жизнь — праздник» и уже собираюсь швырнуть ее в ближайшее окно, когда до меня доносятся звуки песни «Journey». На фоне музыки слышится постукивание колес. Красная Шапка и Синяя Шапка. Я возвращаюсь и сажусь в машину. В голове вихрем проносятся варианты оправданий. Я мог принести повестку в суд. Я мог быть свидетелем Иеговы или двоюродным братом. Работающим под прикрытием копом. Съезжаю с дорожки как раз в тот момент, когда из машины выходит Красная Шапка. Улыбаюсь и опускаю стекло, готовясь поднять его сразу же, если у него вдруг пойдет носом кровь.

— Привет. Вы тут мистера Блэра не видели?

— Мистера… кого?

— Мистера Блэра, — повторяю я, изо всех сил сдерживая сердце и приоткрывая окно чуточку больше.

— А это кто такой?

— Домовладелец. Я помогал ему выбирать мебель в «Алекс» в Провиденсе, мне нужно снять мерки.

Красная Шапка открывает банку.

— Не знаю никакого Блэра. Чувак, хозяин этого домишки купил его на «eBay» несколько недель назад. Живет вроде как в Канаде, здесь появляется редко, использует домик, как многие сейчас, для сдачи в аренду через «Airbnb».

Я поднимаю стекло — сердце грохочет тяжелой поступью. Вот и еще одна неудача. Впустую потраченное время. Роджер Блэр — призрак. А я — дурень. Терпеливый дурень.

— А не знаете, у кого он купил дом?

Красная Шапка смотрит на Синюю Шапку. Тот возится с инструментами.

— Откуда ж мне знать?

— Думаю, владелец был один, — говорю я, — и если вы работали здесь раньше…

— Эй, Ди, — перебивает меня Синяя Шапка, — мне начать с водостока?

Красная Шапка кивает.

— Парень, дел у меня по горло, но если хочешь снять эти свои мерки или что там, валяй, ключ у нас есть. Канадский хрен наконец-то проснулся. Так что?

Я не хочу входить в дом. Не хочу. Я на хайвее. Мне не надо смотреть на джи-пи-эс. Не надо. Мне не нужен бензин, не нужна вода. Во рту сухо и влажно, дорога ясна.

Я не слушаю «Hippo Campus» и не открываю окна, чтобы проветрить салон, выгнать тошнотворный запах собственного дыхания. Все сходится к этому моменту. Я был прав — воздух дышал переменой. Но я ошибался, думая, что перемена — это обязательно к добру. Роджер Блэр. Хлоя Сэйерс. У каждого из них своя жизнь, и каждый идет по ней. Я же сижу здесь, жду, прячусь, надеюсь. На что? Все пытаются оторваться от меня.

Мне по силам одно — двигаться, жать на газ, проноситься мимо людей. Жаль, моя машина не может полететь. Я бы умчался от своих мыслей, воспоминаний, обрушившихся вдруг лавиной. Руль едва не выскакивает из рук.

У тебя есть сила.

Нет. У меня нет ничего. Все кончено. Я вижу выход. Сглатываю. Мой выход.

Эггз

Уйти от жены, когда ты на испытательном, — это целое искусство. Я встаю пораньше и делаю все так, будто сегодня воскресенье. Говорю Ло, что отправляюсь за газетами — «Проджо», «Глоуб», «Таймс». Показываю ей рисунок из квартиры Джона. Она смотрит на меня, потом кивает.

Отстояв в очереди в «Данкин Донатс», покупаю для Ло два фунта кофе и коробку пончиков. Потом берусь за настоящее дело, эти глаза в квартире. Показываю рисунок ребятам в аптеке, «Стоп-энд-Шоп», «Данкин». Знаете художника? Ничего. Никто не знает. Даже «Гугл» — большие глаза искусства — дает ссылку на фильм «Большие глаза», фильм на тему искусства[88], но совсем не этого.

Ло интересуется, как успехи. Отвечаю, мол, успехов нет. Но иду на Тайер-стрит.

Скрещиваю за тебя пальцы. Давай, возьми их.

Вот я и пытаюсь. Беру курс на кампус Школы дизайна и, подойдя, сбавляю шаг. Первый встречный парнишка катит на скейте и не останавливается. Только говорит: «Би-бип». Мой мешочек тоже подает сигналы. Как же он мне надоел, этот арсенал фокусов, который приходится таскать с собой вместе с марлей, дезинфицирующим средством и бог знает чем еще. Чуть ли не хуже самого рака. Следующие два студента останавливаются, но рисунок не узнают. Еще одна, похоже, первокурсница, тяжело отдувается, вскарабкавшись на холм со всеми своими инструментами. Очки висят на кончике носа. Вид у нее такой, словно бедняжка не спала всю ночь. Показываю ей глаза.

— А… Такое чувство, что я их только что где-то видела.

Больно. Дыши, Эгги, дыши.

— А не помните где?

Она смотрит на меня.

— Нет. Но вспомню посреди ночи. У меня всегда так бывает.

— Может, сделаете доброе дело, закроете глаза на минутку и подумаете?

— Вы полицейский?

Начинаю обрабатывать девушку. Говорю, что у нее хороший глаз, что да, я коп, но дело неофициальное. Приближается день рождения жены, а этот рисунок я нашел в одной из ее книг. Вот бы сделать ей настоящий подарок, не такой, как в прошлом году, когда я преподнес блендер и…

Девушка щелкает пальцами.

— Хлоя Сэйерс, — говорит она и толкает очки повыше, на переносицу. Через секунду они снова сползают вниз. — Это ее так зовут. Я видела интервью с ней онлайн.

Хлоя Сэйерс. Подруга. Подруга из газетных статей. Девушка с печальным лицом и в новеньких сапожках на одной из фотографий. Единственный друг. Конечно, это она. Она писала его, склоняясь над листком, стараясь отыскать образ в памяти и перенести на холст. Хлоя Сэйерс. Конечно.

Благодарю девушку и даю совет, которого она не просила и которого, возможно, не хочет.

— Сходите в «Ленз крафтерс», они подожмут вам оправу.

Она улыбается.

— Спасибо.

Дома я герой. Ло дивится моим трофеям.

— Ого. Ты все принес. — Она забирает свои газеты и кофе и направляется в спальню, как обычно по воскресеньям, а когда я прошу остаться, смеется и, даже не обернувшись, отвечает: — Эгги, разберись для начала со своим мешочком, а уж потом занимайся Хлоей.