– Кажется, упало давление, – тихо сказала я, не понимая, что происходит.

– Лекарства есть какие-нибудь? – деловито спросил Яр. – Валидол там?

– Какой валидол? – вновь закашлялась я, но уже не так сильно. – Я тебе что, бабушка? И вообще, это от боли в сердце.

В горле до сих пор немного саднило от терпкого горячего шоколада, которым я умудрилась подавиться, а на губах стоял этот странный привкус горьковатой малины.

– Сейчас пройдет… – сказала я, пытаясь глубоко дышать. – Немного посижу, и все будет хорошо.

– Точно? – сверлил меня взглядом Зарецкий. Он почему-то занервничал.

– Точно, – сказала я, пытаясь стиснуть на колене руку в кулак, но сил на это не было. И куда только пропали?

– А откуда ты знаешь? – не отставал парень.

– У меня так раньше бывало, – осторожно отозвалась я. Иногда давление у меня и правда резко падало. – Просто надо выпить крепкий кофе.

– Давай организуем, – обрадовался Ярослав. Он и в самом деле заказал двойной эспрессо.

Напиток взбодрил. Я почувствовала себя гораздо лучше, однако ощущение легкого опьянения не проходило. Тело казалось невесомым, как и разум.

Цвета стали ярче, запахи – насыщеннее, музыка – проникновеннее. А мир – чудеснее.

Еще немного, и я бы поверила в волшебство.

Мой взгляд отчего-то остановился на руках Ярослава – одна из них лежала на столе, сжимая мобильный телефон. Второй он подпирал подбородок.

Кисти рук у него были красивые – узкие, с длинными пальцами, почти изящные, как подобает творческим людям, с рельефно прорисованными суставами. А еще – ухоженными. И мне почему-то это безумно нравилось.

В какой-то момент в моей тяжелой голове мелькнула мысль, что Яр, должно быть, нежен с девушками. И тут же захотелось, чтобы его пальцы коснулись моих.

– Чего это ты так смотришь? – его подозрительный голос вырвал меня из раздумий.

– Куда? – спросила я, с трудом поднимая взгляд на его лицо.

– На мои руки.

– Думаю, сколько бы твои пальцы смогли обхватить октав на фортепиано, – сказала я, сама себя не понимая. Перед глазами мелькнула картинка, как Яр играет – что-то из раннего Бетховена.

– И сколько? – полюбопытствовал Зарецкий со смешком.

– Больше, чем мои. Легко бы взял дециму.

– Что это?

– Музыкальный интервал. Может быть, пойдем? – спросила я, отчего-то решив, что нужно уйти – прямо сейчас.

Оставаться здесь не хотелось. Хотелось воздуха и свободы.

Мы расплатились и вышли из кафе на ярко освещенную улицу.

– Вызови такси, – сказал Зарецкий.

– Нет, я не поеду домой, – покачала я головой. Слишком было хорошо здесь и с ним, несмотря на то, что чувствовала я себя все так же странно.

– А что ты собираешься делать? – удивленно спросил парень. – Сбегаешь в магазин за бутылкой для поднятия тонуса? Ну чего ты так смотришь? Ладно-ладно, признаю, шутка за двести пятьдесят, но другие ты не понимаешь.

– Хочу гулять, – глядя в небо, сказала я и медленно пошла по набережной ближе к воде, качающей блики. Мой мир тоже качался, и в какой-то момент я, споткнувшись, едва не упала. Однако Зарецкий, увязавшийся следом, вовремя подхватил меня.

– Как с пьяной, – проворчал он. – Вроде ничего при мне не пила, а позоришь и…

Увидев мой взгляд, он неожиданно замолчал. Без слов взял под руку и аккуратно повел к пустующей скамье под тронутой золотом кроной березы.

С реки тянуло легкой прохладой. И в этой легкой прохладе было свое упоение.

Сколько мы так сидели, я не знала – то ли несколько минут, то ли полчаса. Руки замерзли и нос – тоже. Однако уходить не хотелось. По крайней мере, мне. А вот ему…

– Езжай домой, – сказала я, плотнее кутаясь в пиджак.

– Я подожду, когда ты превратишься в ледышку, и разобью тебя, – заявил Зарецкий.

– Глупая шутка. Езжай. Зачем ты?.. – Я не договорила, но он понял мой вопрос.

– Я ведь говорил однажды. Не суди меня, – неожиданно спокойно сказал Ярослав, и я почему-то вспомнила награждение стипендиатов фонда «Веритас». Вот только что было после того, как вечер закончился, совершенно стерлось из памяти. Следующее мое воспоминание было связано со странной женщиной в шубе, пришедшей к нам с Даном в квартиру. Возможно, я выпила на вечере, поэтому ничего и не помнила.

– Я не сужу, – сказала я, отчаянно пытаясь стереть с губ вкус лимонада. Он не пропадал. А сквозь шум воды я слышала все тот же шелест трав.

Размышлять о том, что со мной, не хотелось.

Какое-то время мы просто сидели на лавочке с видом на реку и молчали. Каждый – о своем.

Я падала в свою бесконечность. Он – в свою.

Наши плечи соприкасались, и мне казалось, будто я чувствую тепло Ярослава.

– Странно, – сказал он вдруг, глядя вверх, на мерцающие звезды – казалось, темно-синее небо проткнули иглами, и из дырок прорывался свет искрящейся вселенной, затаившейся за навесом небосвода, подкрепленного горизонтом.

– Что – странно? – спросила я.

– Не думал, что буду сидеть на набережной со своим преподом. Сюрреализм.

– И такое бывает. Но я все еще помню…

– Что помнишь? – приподнял он бровь. Мимика у Зарецкого была богатой, но он предпочитал держать на себе равнодушную маску ледяного принца.

Современный Кай. Неужели та девочка – твоя Герда?

Но кто тогда Снежная королева?

– Забыла, – улыбнулась я ему, хотя хотела сказать, что помню, что обо мне говорили его друзья из группы.

«Вспомни меня».

Я тряхнула волосами, пытаясь отогнать странные чужие мысли.

– Тебе лучше? – спросил Ярослав. – Хотя чего это я спрашиваю. Наверняка хуже.

– Лучше, – рассмеялась тихо я. – Может быть, пройдемся? Холодно.

– Если ты не навернешься головой о каменюгу. Не хочу, чтобы меня обвиняли в том, что я избил препода.

Некоторое время мы шли, а после одновременно остановились у самых перил.

Мир покрылся изморозью.

Небо шло трещинами, билось, будто стеклянное.

И я почти слышала, как беззвучно кричали звезды. В каждой вспышке – свой голос.

Так не бывает.

Я смотрела на Ярослава так, словно видела в первый и в последний раз – одновременно.

Впервые по-новому всматривалась в его неподвижное лицо, по-новому замечала, как сверкают в полутьме глаза, сделавшиеся из зеленых темно-серыми, по-новому узнавала в нем мужчину.

И будто в последний раз, как перед долгой – или вечной? – разлукой пыталась запомнить все: каждую черту, каждое его движение, каждый вздох.