— Ты что это творишь, Гайдана⁈ Я тебя спрашиваю? Почто обчеству про послание государя ничего не говоришь⁈ — чувствовалось, что казак очень хорошо умел «переобуваться». Успел уже списать государыню Софью и присягнуть новому государю. Одно слово, гибок без меры. — Я все знаю! Гонец мне все про послание государя рассказал. Нужно скорее казачий круг собирать и сбор нового войска объявлять. Будем лиходея Ваську Голицына ловить…

Помощник гетмана не дал ему договорить. Встал и, сложив руки на груди, с брезгливостью сплюнул прямо под ноги вошедшему казаку. После грозно нахмурил брови.

— Смотрю, Мазепа, быстро ты нашу государыню забыл! И дня не прошло с того дня, как в корчме здравницу ей кричал. Сейчас уже хулу ей творишь, — скривился Гайдана, смерив казака презрительным взглядом. Очень хорошо знал он Мазепу, что за гнутый гривенник мать родную продаст османам. Знатный сребролюбец был. Все грошей и власти хотел. — Желаешь выслужиться и милость у нового государя заработать?

Вздрогнув от неприкрытой ничем правды, Мазепа недовольно оскалился. За рукоять дорогого пистоля схватился, что был за парчовый, красного цвета, пояс засунут. Пузо еще сильнее выпятил, словно им толкнуть хотел. Только то все пустая бравада была. Трусоват он. Скорее сподличает, чем в драку полезет. Словом, мерзкая душонка.

— И желаю! Я верный слуга государя Петра Алексеевича! А ты, вижу, желаешь бунтовщика поддержать⁈ Ваську Голицына схватить не хочешь! — обвиняюще зыркал казак, медленно пятясь к двери. Решил, видно, на площадь бежать и казаков поднимать. — Казачий круг должен про то знать! Слышишь⁈ Не скрыть тебе сие послание от государя!

-//-//-

С десяток всадников взобрались на холм, поросший корявыми березками. Внизу в паре верст отсюда в неглубокой ложбине спрятался небольшой острог, окруженный валом и бревенчатой стеной. С трех стороны торчали невысокие башни с бойницами.

С одной из башен громко хлопнул предупреждающий пушечный выстрел. Рядом потянулся к небу черный-черный дым сторожевого костра. Со стороны леса к острогу уже бежали люди, с тревогой оглядывавшиеся на холм. Что-то кричали. Видно, думали, что крымчаки вновь задумали в набег отправиться.

— Что, колдун, снова свой, русский люд, воевать будем? — оказавшийся рядом с Дмитрием, Голицын скрипнул зубами. Стоявшие за ним ближники тоже недовольно что-то пробухтели. Никому не хотелось против своих, православных биться. С басурманам сам Бог велел воевать, а с своими нехорошо, неправильно. — Что молчишь?

А что говорить тут? Паршиво все это. Дмитрий молча смотрел на крепость, ничего не отвечая.

Вообще, с походом на Москву все сразу не заладилось. Слишком долго Голицын раздумывал, идти ему против нового государя или нет. С одной стороны страстно желал свою любимую защитить, а с другой страшился бунт поднимать.

Только это промедление стоило им инициативы. Новый государь, Петр Алексеевич, а точнее стоявший за ним дядя, опытный царедворец боярин Артамон Матвееич Нарышкин начал действовать молниеносно. Десятки его гонцов с грозными посланиями были отправлены на юг. За неполную неделю, забивая насмерть коней, падая от усталости, они объездили почти все мало мальски крупные города, городки и острога с наказом «не пускать бунтовщика Ваську Голицына, не давать его войскам ни провианта, ни порохового припаса». Тем же, кто сумеет схватить «лиходея», будет от великого государя Петра Алексеевича царская награда и великий почет.

Словом, почти каждый город или острог теперь встречал возвращавшееся из похода войско закрытыми воротами и ощетинившимися ружьями стенами. Невозможно было пополнить продовольствие и порох, починить повозки, узнать последние новости.

Другой серьезной проблемой, постепенно выраставшей до невиданных масштабов, стали брожения в войске. Воины толком не понимали, что происходит, почему их так встречают свои же приграничные гарнизоны. Они ведь победители, те, кто разгромил Крымское ханство. Где торжественные встречи, праздничные гуляния, накрытые столы? Бродили самые разные слухи, которые лишь умножали всеобщую неразбериху. Одни болтали о войне с ляхами, шведами и османам вместе взятыми, другие шептались о перевороте, третьи — о гонениях на старообрядцах, новых налогах и восстании крестьян.

Сейчас все эти просчеты были видны парню особенно отчетливо. Не с того они начали этого поход. Не так стали действовать: второпях, без подготовки, без понимания.

— Неправильно все это, — задумчиво проговорил Дмитрий, продолжая разглядывать суетившихся защитников острога. — Все неправильно. Мы же с главным не определились, начиная все это дерьмо.

— Что ты бормочешь там колдун? — услышав его бормотания, воевода тронул поводья коня, чтобы подойти ближе. — Уж не ворожишь ли? Наворожил бы лучше лёгкую дорогу!

Парень даже не повернулся. Идея одна шикарная в голову пришла, упустить боялся. Поэтому просто пробурчал в ответ что-то неопределенное, и правда, похожее на колдовство.

— Не шали, колдун! Ответствуй, как на духу, как дальше делать будем? — не успокаивался Голицын. — Через сотню верст большие города пойдут, там воинов поболе будет. Оружны, с пушками. Что там делать будем?

Дмитрий вновь отмахнулся. Не готов ещё был.

А задумал он Голицыну напомнить про историю с Лжедмитрием, что произошла меньше сотни лет назад. Ведь тогда какой-то проходимец из села сумел всех обмануть и выдать себя за чудесно спасшегося царевича Дмитрия. Занял престол и даже успел немного поправить. Может и им попробовать такое провернуть? Шикарно могло бы получиться. Это же прекрасная причина, чтобы объявить себя не бунтовщиками, а борцами за правое дело.

— Придумал, воевода, — наконец, повернулся к нему парень. Идея созрела для того, чтобы выставить ее на суд. — Поспешили мы слишком. Ничего не продумали. В этом наша главная ошибка. Для чужих мы бунтовщики, для своих — непонятно кто. Воины скоро, вообще, разбегаться начнут без ясности. Так больше нельзя… Гляди, эти даже на нас косятся. Думают, а не переметнуться ли на другую сторону

Парень махнул рукой в сторону стоявших в стороне ближников-бояр, настороженно поглядывающих на них. Точно, подумывали, как сдать и его и самого воеводу.

— Нужно, воевода, их самих бунтовщиками объявить! — с жаром начал рассказывать о своей задумке Дмитрий — Это они клятвопреступники, кто против божьего промысла пошел, а нему! Они должны бояться и стыдиться! Мы идём, чтобы спасти истинную царицу Софью! Понимаешь, воевода? Идём не любушку твою выручать, а царице престол возвращать! Вот, что говорить нужно! Трубить на каждом углу! Перед воротами каждого города! Гонцов во все места рассылать, что едут победители, едут избавители, едут почти святые радетели за старину! Нечего сиськи мять и нюни распускать! Чего, вообще, стесняться⁈ Нужно перехватывать инициативу у них! А знаешь, что, воевода?

Тут парня, вообще, «понесло», словно взбесившегося жеребца.

— … Скажем, что Петр Алексеевич царь ненастоящий! Во! —