стены на возвышенности и, вместо того чтобы атаковать поперечную стену сиракузян, переключились на водоснабжение осажденного города, разрушив трубы, по которым вода под землей поступала в Сиракузы.

Беспечность сиракузян вскоре дала афинянам возможность проявить свою удаль. Растянувшись под лучами полуденного солнца, сиракузяне оставили свои стены под охраной немногочисленных и невнимательных часовых, и три сотни афинских гоплитов при поддержке отряда легковооруженных воинов, которых специально для этого дела снабдили тяжелым оружием, бегом бросились в атаку. Никий и Ламах с остальными силами шли следом, командуя каждый своим флангом войска. Штурмовой отряд выбил стражников с поперечной стены, отогнав их к стене вокруг предместья под названием Теменит. Преследователям удалось проникнуть за ее ворота, но для удержания занятой позиции их было слишком мало. Потерпев неудачу при попытке овладеть Теменитом, афиняне разрушили поперечную стену сиракузян и установили трофей победы.

БОЛЕЗНЬ НИКИЯ И ГИБЕЛЬ ЛАМАХА

Примерно тогда же Никий слег с болезнью почек, которая будет мучить его до самой смерти. Вероятно, он был нездоров уже в то время, когда планировалась неожиданная вылазка, так как ее дерзость и стремительность выдают почерк Ламаха. На следующий день после набега афиняне приступили к постройке южного участка своей осадной стены, от «кругообразного укрепления» на Эпиполах до Большой гавани, расположенной к югу от города. В случае успешного завершения строительства в окружении оказывалась основная часть Сиракуз, а афиняне получали возможность перевести свой флот из Фапса, откуда им приходилось доставлять припасы до Эпилол по суше, на безопасную якорную стоянку в Большой гавани. Без этой стены сухопутному войску афинян пришлось бы разделиться для защиты афинского флота на побережье Большой гавани, что было очень опасно.

Это новое строительство сильно встревожило сиракузян, и они тут же принялись сооружать еще одну поперечную стену через Лисимилейское болото. Тем временем афиняне уже протянули свою стену до края возвышенности и готовились к новой атаке, на этот раз одновременно с суши и с моря. Они завели свой флот в Большую гавань и спустились с Эпипол на равнину. Там афиняне прошли через болото, положив широкие доски и двери на самые твердые его участки, и вновь застали сиракузян врасплох. Атака расколола сиракузское войско надвое. Его правое крыло укрылось в городе, а левое отступило к реке Анап. Пока они бежали к мосту, триста отборных афинских воинов ринулись вперед, чтобы преградить им путь, но у реки их ожидала сиракузская конница. Вместе с гоплитами она ударила по отряду из трехсот афинян, обратила их в бегство, а затем обрушилась на правое крыло основного афинского войска. Это крыло у фаланги всегда наиболее уязвимо, особенно в случае совместной атаки пехоты и конницы, так что передовые силы афинян запаниковали. Смелый и решительный Ламах, стоявший на противоположном левом фланге, поспешил на помощь. Ему удалось выровнять строй, но сам он, оказавшись отрезанным от основных сил каким-то рвом и имея при себе всего несколько воинов, пал в бою. Забрав с собой его тело, сиракузяне отступили через реку к своей крепости в Олимпейоне. Победа далась афинянам дорогой ценой, ведь единственным их командующим остался страдающий от недуга Никий. Им будет очень недоставать умения и отваги Ламаха.

Видя, что афинское войско стоит на равнине перед городом, сиракузяне послали один отряд для отвлечения его внимания, а силами второго отряда напали на «кругообразное укрепление» на вершине. Им удалось захватить и разрушить незаконченный и неохраняемый участок осадной стены, протянувшийся к югу от укрепления, в котором лежал Никий. Несмотря на болезнь, Никий действовал весьма активно. Он приказал разжечь огромный костер, которым отогнал неприятеля и вместе с тем подал сигнал находившемуся на равнине войску о том, что укреплению угрожает опасность. Момент был выбран удачно, поскольку афиняне под Сиракузами уже отбились от атак противника, а афинский флот как раз вошел в гавань. Теперь можно было без опаски подняться на Эпиполы и успеть защитить укрепление и единственного оставшегося у афинян стратега. Видя это, сиракузяне поспешно отступили в свой город.

Больше ничто не мешало афинянам достроить южную стену до самого моря. Если бы им удалось проложить северную стену через плоскогорье Эпипол, то тогда, контролируя море с помощью флота, они добились бы полной блокады Сиракуз и, при поддержании должной бдительности, могли бы поставить противника перед выбором: либо сдаться, либо умереть голодной смертью. Новость о бедственном положении сиракузян быстро распространилась и привлекла к союзу с афинянами тех сикулов, которые прежде сохраняли нейтралитет. Кроме того, из Италии начали поступать припасы, а из далекой Этрурии на помощь афинянам прибыло три корабля.

Сиракузяне «не надеялись было уже на победу в войне, так как из Пелопоннеса не являлось к ним никакой помощи» (VI.103.3). В воздухе носилась капитуляция, и сиракузяне отстранили от дел своих прежних стратегов, заменив их тремя новыми. Они обсуждали условия мира друг с другом и даже с Никием, а по городу ходили слухи о заговоре изменников с целью сдать Сиракузы врагу. Никий, как всегда, обладал прекрасными источниками информации, и у афинян были все основания верить в то, что город вот-вот падет без боя.

Но тут Никий проявил беспечность и самонадеянность, попросту отмахнувшись от единственного далекого облачка на ясном небе афинян. Речь идет о следовавших из Пелопоннеса четырех кораблях, на одном из которых плыл спартанец Гилипп. Чуть ранее до Никия уже дошли вести о прибытии спартанцев в Италию, но он решил не предпринимать никаких действий против столь ничтожного отряда. На самом же деле ему следовало: поспешить с установлением полной блокады Сиракуз; отправить эскадру кораблей к проливам или к побережью Италии, чтобы помешать проходу пелопоннесцев; перекрыть обе сиракузские гавани, чтобы не пропустить ни одного неприятельского корабля, которому бы удалось проскользнуть через передовые заслоны; взять под охрану подступы к Эпиполам, в особенности Евриел, на случай, если у кого-либо из пелопоннесцев получится добраться до Сицилии и подойти к Сиракузам со стороны суши. Ничего из этого Никий не сделал, и последствия были катастрофическими.

АФИНЫ НАРУШАЮТ ДОГОВОР

Все это время Никиев мир формально оставался в силе, хотя то тут, то там периодически случались вооруженные столкновения. Спарта и Аргос продолжали терзать и грабить земли друг друга. Нередко и сами афиняне совершали налеты с Пилоса на Мессению и другие области Пелопоннеса, но при этом не внимали просьбам аргосцев напасть на Лаконию. По молчаливому соглашению сторон такой порядок действий, как ни странно, не считался нарушением условий Никиева мира; прямая атака афинян на Лаконию, напротив, стала бы именно таким нарушением. Однако к 414 г. до н. э. афиняне больше не могли отказывать союзникам, молившим о более деятельной поддержке, поскольку на Сицилии в интересах Афин сражались аргосские воины. Тридцать афинских кораблей было отправлено к берегам Лаконии для совершения морских набегов. Таким образом, сицилийская экспедиция наложила заметный отпечаток на ход всей войны, ведь этими своими действиями афиняне «самым явным образом… [нарушили] мирный договор с лакедемонянами» (VI.105.1).

Тем временем Гилипп и коринфский наварх Пифен, каждый из которых командовал двумя пелопоннесскими кораблями, продвигались к Сицилии. По их расчетам, афиняне уже должны были завершить строительство стены вокруг Сиракуз, но в Локрах, что в Южной Италии, они узнали о реальном положении дел и тотчас же пустились в путь, желая спасти город. Чтобы избежать встречи с афинским флотом, они взяли курс на Гимеру. Никий, узнав об их прибытии в Локры, решил послать им наперехват четыре корабля, но эта мера явно запоздала. Гимерские воины присоединились к плаванию пелопоннесцев и снабдили их корабельные команды оружием. Кроме того, помощь оказали Селинунт и Гела, а также сикулы, которые после смерти своего дружественного Афинам царя решили перейти на другую сторону, поддавшись на страстные увещания Гилиппа. Когда тот наконец двинулся к Сиракузам, под его командованием находилось войско из приблизительно 3000 пеших воинов и 200 всадников.

В СИРАКУЗЫ ПРИХОДИТ ПОМОЩЬ

Дополнительные подкрепления в виде одиннадцати трирем, снаряженных коринфянами и их союзниками, уже были в пути. Одна из трирем, которой командовал коринфский стратег Гонгил, сумела преодолеть блокаду и прибыла в город даже раньше Гилиппа, который шел по суше. Гонгил появился как раз вовремя, ведь сиракузяне уже собирались сдаться афинянам. Он убедил их воздержаться от созыва собрания, на котором должно было быть принято