легковооруженных воинов, отставших от афинского войска, были перебиты конницей сиракузян – то было весьма дурное предзнаменование.

БЕГСТВО АЛКИВИАДА

В Катане возвращения афинян дожидалась государственная трирема «Саламиния», прибывшая с целью доставить Алкивиада и других подозреваемых в повреждении герм и осмеянии мистерий назад в Афины, где над ними должен был состояться суд. По мнению Плутарха, Алкивиад мог бы поднять мятеж, если бы захотел, но разочаровывающие результаты похода к тому моменту, вероятно, подорвали его авторитет, и он безропотно подчинился. Он пообещал следовать за «Саламинией» на своей собственной триреме, но, видимо, узнав от ее экипажа об обстановке в Афинах, решился на побег. В Фуриях, что в Италии, он скрылся вглубь материка, а затем перебрался оттуда на Пелопоннес.

В Афинах его заочно признали виновным и вместе с остальными обвиняемыми приговорили к смертной казни. Его собственность была конфискована, а имя было написано на стеле позора, воздвигнутой на Акрополе. Награда размером в один талант ожидала того, кому удастся убить любого из беглецов. Другим указом предписывалось, чтобы имя Алкивиада и, вероятно, имена прочих виновных были прокляты элевсинскими жрецами. Считается, что в ответ беглый Алкивиад воскликнул: «А я докажу им, что я еще жив!» (Плутарх, Алкивиад 22.2).

После отъезда Алкивиада экспедицию фактически возглавил Никий. Притом что сам он оставался сторонником предложенной им ранее пассивной стратегии и желал бы вернуться домой как можно скорее, бессмысленные потери времени, больших денег и нескольких жизней лишали его этой возможности. Ни войско, которым он командовал, ни афиняне не удовлетворились бы таким исходом, поэтому Никий двинул всю армаду по направлению к Эгесте и Селинунту, чтобы на месте оценить ситуацию, которая изначально и привела афинян на Сицилию.

Он прошел через Мессинский пролив и далее плыл вдоль северо-западного побережья Сицилии, стараясь держаться «на далеком расстоянии от врагов» (Плутарх, Никий 15.3). После того как афинянам не позволили высадить войско в Гимере (единственном греческом городе на территории, большей частью принадлежавшей Карфагену), они напали на Гиккары, небольшое поселение сиканов – сицилийских аборигенов, враждовавших с Эгестой. Афиняне передали город эгестийцам, а живших в нем «варваров» обратили в рабство. Сам Никий отправился в Эгесту, чтобы забрать обещанные эгестийцами деньги и постараться уладить их спор с Селинунтом. Должно быть, итоги его обескуражили: ему удалось получить от Эгесты только тридцать талантов – вероятно, все деньги, которые он смог там найти, – после чего он возвратился к своему войску в Катану. К этому моменту афиняне уже попытались вступить в сношения почти со всеми городами на Сицилии. (Насколько нам известно, они не обращались к Геле и Акраганту. Они наверняка догадывались, что их попытки будут тщетны.) Стратегия Алкивиада также провалилась, а последовавшее вскоре неудачное нападение афинян на маленький городишко близ Катаны стало симптомом всей кампании.

Первый год похода принес огромное разочарование. Отъезд Алкивиада оставил экспедицию в руках лидера, который не верил в ее цели и не имел никакой собственной стратегии по их достижению. Плутарх описывает ситуацию следующим образом: «Никий, считавшийся вторым полководцем, на деле же – главнокомандующий, продолжал попусту тратить время, то плавая вокруг острова, то устраивая совещания, пока у солдат не пропала надежда, а у врагов не прошли изумление и ужас, в которые сначала их поверг вид вражеской мощи» (Никий 14.4). И поскольку Никий все еще не решался покинуть Сицилию, ему и его войску предстояло встретиться со своим главным врагом в Сиракузах без хоть сколько-нибудь четкого плана действий.

ГЛАВА 22

ПЕРВАЯ АТАКА НА СИРАКУЗЫ

(415 Г. ДО Н.Э.)

Попытки Никия под разными предлогами уклониться от прямого нападения на Сиракузы вернули жителям города уверенность в своих силах. Теперь они требовали от своих стратегов вести их против афинян, засевших в Катане. Сиракузские всадники, подъезжая к афинянам, с издевкой спрашивали их, «не явились ли они скорее для того, чтобы вместе с ними, сиракузянами, поселиться на чужой земле, а не для того, чтобы возвратить леонтинцев на их собственную землю» (VI.63.3). Никий больше не мог медлить, но ему предстояло принять решение, как именно его войско атакует Сиракузы. Афиняне не могли высадиться с кораблей в виду вооруженного неприятеля, уже готового их встретить. Кроме того, помимо гоплитов, которые имели шансы успешно подойти к Сиракузам, в войске афинян состояло много легковооруженных воинов, а также несметная толпа пекарей, каменщиков, плотников и тех, кто шел с обозом. Конницы, которая бы прикрывала их от нападений многочисленных сиракузских всадников, у афинян не было.

АФИНЯНЕ У СИРАКУЗ

И тогда афиняне прибегли к хитрости. Они задействовали двойного агента, чтобы ввести в заблуждение сиракузских стратегов и приманить все вражеское войско к Катане, отстоявшей от Сиракуз более чем на шестьдесят километров. Пока сиракузское войско преодолевало это расстояние, афиняне, не встречая сопротивления, вытащили на берег корабли и высадили воинов вблизи Сиракуз – к югу от реки Анап, напротив крупного храма Зевса Олимпийского (карта 21). Они разбили лагерь в месте, защищенном домами и естественными преградами от ударов сиракузской конницы с флангов, и возвели дополнительные укрепления, чтобы при необходимости отразить лобовую атаку или нападение со стороны моря.

Когда сиракузяне, одураченные и злые, вернулись назад и обнаружили хорошо укрепившихся перед их городом афинян, они тотчас же вызвали противников на бой. Но афиняне не поддались на эту провокацию, и сиракузянам не оставалось ничего другого, кроме как расположиться лагерем на ночь. На следующее утро афиняне начали сражение. Половина их войска построилась в фалангу по восемь человек в глубину: правое крыло занимали аргосцы и мантинейцы, афиняне стояли в центре, а прочие союзники находились на левом фланге, которому больше всего угрожала вражеская конница. За ними, далеко в тылу, вторая группа афинян сформировала каре, в центре которого укрылись те, кто был занят в обозе. Эта часть войска оставалась возле лагеря в качестве резерва. Перейдя реку, афиняне атаковали, чем застали противника врасплох. Некоторые воины на ночь ушли домой, в Сиракузы, и теперь им приходилось спешно возвращаться и искать себе место в строю. Строй сиракузян и их союзников соответствовал афинскому по ширине, но был в два раза глубже; кроме того, у них имелась полуторатысячная конница, которой афинянам нечего было противопоставить. Чтобы как-то компенсировать этот недостаток, афиняне должны были построиться под углом к реке, используя ее как прикрытие для левого края своей фаланги, а правым краем упереться в болота. Такое построение практически исключало для вражеской конницы возможность охватить афинское войско с флангов. Чтобы сдержать всадников, афиняне также разместили по краям фаланги своих пращников, лучников и метателей камней. Несмотря на глубину сиракузской фаланги и доблесть отдельных ее воинов, превосходство афинян и их союзников в дисциплине и опыте решило исход битвы.

Разразившаяся в ходе битвы гроза с громом и молниями испугала сиракузян и, вероятно, надломила их боевой дух, в то время как видавшие виды афиняне отнеслись к ней спокойно. Вскоре аргосцы оттеснили назад левое крыло неприятеля, афиняне же отбросили сиракузский центр; боевая линия сиракузян была прорвана, и они вместе с союзниками обратились в бегство. У афинян была прекрасная возможность добиться решительной победы: если бы они перешли к агрессивному преследованию и нанесли врагу тяжелые потери, им, пожалуй, удалось бы окончательно подавить сопротивление Сиракуз или по крайней мере серьезно затруднить им оборону в случае осады города. Для этого была совершенно необходима конница, которая действовала быстрее гоплитов и могла преследовать противника на большей дистанции, но у афинян ее не было. Сиракузская же конница в этой ситуации сумела не допустить погони, позволив пехотинцам перестроиться и отправить сторожевой отряд в храм Зевса для охраны его сокровищ. Остальные сиракузяне отступили под защиту городских стен. Для афинян битва закончилась тактической победой без стратегического результата: Сиракузы устояли, сохранив волю и способность сражаться дальше, и нужно было каким-то образом принудить их к прекращению борьбы. Однако афиняне, вместо того чтобы сразу же приступить к осаде, установили на поле боя трофей победы, возвратили сиракузянам по договору о перемирии тела их павших воинов и похоронили своих погибших – 50 человек против 260 у неприятеля. После этого афиняне отплыли назад в Катану.

Фукидид объясняет отступление Никия тем, что стояла зима, а также необходимостью заготовить