– Доченька, болит голова…

Гуля гладила его по голове, по лбу, по лысине, стараясь, чтобы пальцы скользили как можно более нежно, стараясь облегчить его страдания. Отец засыпал ненадолго, потом просыпался. Внезапно вскакивал и говорил, что ему надо срочно в магазин. Он был силен, Алочка и Гуля висли у него на руках, но он вырывался, с трудом спускался с лестницы, выходил на улицу, при этом на чем свет ругая жену и дочь, которые держат его в заточении.

– Уйди, убью! – кричал он на жену. Алке ничего не оставалось, как красться за мужем следом на отдалении, потому что тот мог и не найти дорогу домой.

В это время Лену в качестве представителя власти пригласили в турне по Америке. «Дети и взрослые за чистую экосферу»… Или за мир… Она потребовала и билет для сына. Две недели колесили по стране: Вашингтон, где спали в школе, природный заповедник неподалеку, где спали в домиках в спальных мешках. Питались даже не в McDonald’s, а в еще более дешевом Hardy’s… Потом группу повезли куда-то в Теннесси, пожить в семьях местных жителей-волонтеров. Лена с Чунечкой оказались в доме милейших пенсионеров, которые возили их по окрестным развалам, где Лена выбирала майки-тишотки для сына, мужа и себя самой, по магазинам уцененных товаров, где была куплена пара нарядных шерстяных кофточек, для себя и для мамы. Группа ездила слушать музыку кантри в город Гейдельсберг – диковинный и одновременно страшно провинциально-американский, – затем отправилась в пятидневный поход в горы, к водопадам. В какой-то момент Лене надоела питаться фаст-фудом, спать в спальном мешке и мыться в общем душе. Она позвонила знакомым инвесторам, горевшим желанием поучаствовать в российской приватизации. Те с радостью купили ей и сыну билеты на самолет и привезли их в Сан-Франциско.

В Сан-Франциско днем Лена общалась с инвесторами, а вечером ходила с Чуней поесть в китайские кварталы. Умудрились купить Чуньке яркую и теплую зимнюю куртку всего за двенадцать долларов. Из Сан-Франциско она позвонила в Нью-Йорк, в «Морган Стенли»: нет ли у них тем для разговоров, раз уж она в Америке?

Тем было так много – «Морган Стенли» пытался стать генеральным консультантом правительства Москвы по управлению недвижимостью, – что их с сыном тут же снова посадили в самолет, а из аэропорта привезли в «Хелмсли Пэлэс» на Седьмой авеню. Лена не представляла, что на свете бывают такие отели. А уж что она будет в нем жить с сыном…

В «Морган Стенли» работали не дураки, они понимали, что профайл их главного российского контрагента надо раскручивать. Лена выступила с докладом о российской экономике в фонде Heritage и с речью перед городским советом Нью-Йорка.

– Тебе нужно что-то купить? – спросил ее управляющий директор «Морган Стэнли», длинный и яйцеголовый WASP[4].

– Только туфли для мамы. Обязательно красивые и очень удобные, мягкие.

– Знаю неподалеку прекрасное место…

– Bill, мне нужны недорогие…

– Понимаю.

В магазине Лена ужаснулась:

– Билл, тут все туфли по сто пятьдесят долларов.

– Еlena, это обычный магазин для верхушки среднего класса.

– Нет, дорого…

Наутро она подскочила к секретарше Билла:

– Где мне быстро купить дешевые колготки?

– В подземном переходе. Хочешь, вместе сбегаем?

В переходе Лена накупила по стопке колготок и трусиков и четыре пары нарядных и удобных туфель по десятке – себе и маме.

В последний день Лена и Чунька гуляли в Central Park, смотрели на бегающих трусцой людей, на женщин, прогуливавшихся с колясками и собачками… На здание Дакоты и башни Сан Ремо.

Земляничная поляна, вот она, под ее ногами. Она стоит на лужайке, названной в память о Джоне Ленноне, убитом в нескольких шагах отсюда. Земляничная поляна. Все картинки в библиотечных журналах оживали, все мелодии «Битлов», Синатры требовали признания их реальностью. Что же ей делать? Теперь уже не только ради себя, но и ради сына, который должен расти только в этой стране, в огромном, уродливом и самом красивом городе на свете, в Нью-Йорке, и никогда не знать нужды, страха и несвободы странной страны, где царит хаос и вечно длящийся полураспад.

Конечно, она и другие, такие же как она, у которых глаза открыты, сделают их страну другой! Но это когда будет, а сыну нужен этот воздух сейчас. Она забыла о кубике Рубика, а земляничная поляна напоминает, что она так и не сложила его. Это мама считала, что главное – сделать карьеру и примкнуть к высшей касте, как диктовало мамино время. Лену же закрутил водоворот революции, перемен, горячечных надежд и иллюзий, и она бежит без остановки, не задумываясь, а куда, собственно? В высшую касту? А зачем? Все равно бег в колесе, все равно клетка, все равно она стоит закрытая на окошке. Может, не бежать надо, а плюнуть на московское правительство и идти хоть полы мыть в McDonald’s, чтобы выпихнуть ребенка из клетки? Лена не думала, как Алка, о том, какие барьеры в жизни должен взять ее сын, она была готова взять их для сына сама.

На Болотниковской радость рассматривания американских подарков заставила ненадолго отступить царившую в доме безысходность. Отец с трудом натянул на себя sweatshort с символикой яхт-клуба Сан-Франциско – только там Гуля смогла найти безразмерную XXXL. Отец сидел на табуретке в кухне и гладил руками рисунок у себя на груди. Говорил он уже невнятно, повторяя лишь: «Якорь… дочь… Мася деду якорь привез…»

Посовещавшись, мать с дочерью решили отправить Чуню за город – лето, ему нужен воздух, не нужно видеть страданий деда. Большой парень уже, только рад будет свободе. Лена поселила сына в отдельном номере дома отдыха Моссовета «Отрадное» в пяти километрах от МКАДа, через два дня на третий ездила его навещать после работы. Юрке в «Отрадном» нравилось все: никто не заставляет есть, гулять можно хоть до ночи, компания ровесников – огромная. Он, похоже, был влюблен во внучку одного из руководителей Мосстройкомитета – белокурую Яну Краснянскую. Стирая джинсы сына, Лена нашла в кармане записку, написанную его почерком: «Если ты меня любишь, положи записку в холле второго этажа под диван. Юра».

На выходные Лена взяла себе и Николаю двухместный номер, чтобы побыть с сыном.

– Мам, ничего, что мы уедем?

– Езжай, доченька, не сидите в городе в жару. Папе лучше, я завтра поеду в больницу, а в следующие выходные ты меня сменишь.

Всю субботу они купались, вечером отправились на танцы. Воскресным утром Лена позвонила матери, та уже собралась ехать к отцу, говорила, что накануне у него стабилизировалось давление, снизилась температура, он, правда, в забытьи, но болей нет. Есть шанс, что пойдет на поправку. После завтрака они поплыли на лодке по озеру, Чуня сидел на носу, болтая ногами в воде. Причалили к другому берегу, взяли корзинку с пикником, побрели в глубь леса. Перекусив, Николай с сыном пошли играть в мяч, а Лена, вымотанная за неделю, задремала на надувном матрасе…