– Ты все время спала?

– Ну… почти. Я все равно слышала, что этот… – она замялась, покосилась в мою сторону, но все-таки с ожесточением продолжила: – этот мудак рассказывал! Он приходил иногда, уже после того раза, как кровь взял, ну и болтал. Говорил, это его долг, типа, свою спасительницу развлекать! Ага, как же, глумился он просто. Рассказывал, что ты меня ищешь, что в лесу заблудилась, что к какой-то царице попала… Не помню точно.

Она нахмурилась, подобрала мелкий камень и кинула в угли. Сноп ярких искорок брызнул вверх.

– Я не хотела, чтобы ты приходила, – с неохотой продолжила Марья. – Урод этот слепой постоянно твердил, что за мной-то ты точно придешь, прямо к нему в руки. Я сама виновата, что попалась на его дурацкую уловку, я… я не хотела и тебя подставить.

Хотелось сказать, что раньше по ее поведению незаметно было, что она вообще обо мне думает, но я сдержалась. Не стоит припоминать старые обиды – на их костях не построить будущего.

С грустной улыбкой я взъерошила её волосы:

– Я не могла не прийти за тобой. Ты же моя сестра.

Она вздрогнула, глянула исподлобья зло и диковато, огрызнулась не раздумывая:

– Ну еще бы! Это еще и потому, что ты тоже виновата! Виновата, что я вообще схватилась за эти перья!

– Да, я тоже виновата.

Я лгала, и мы знали это, как знали и то, что нам обеим нужна эта ложь. Марье – чтоб не похоронить себя под неподъемным грузом вины. Мне – чтоб верить, что от меня хоть что-то зависело, что я могла что-то изменить.

Ее глупая злость тихо и быстро исчезла. Марья понурилась, устыдившись своей глупой вспышки, срывающимся голосом пробормотала:

– Когда он оставлял меня одну, я спала… или бредила. Было очень-очень холодно и стыдно. Как будто все эмоции заморозили, и я со стороны на себя посмотрела. Я б себя убила на твоем месте, вот правда! Или стукнула… Я знаю, тебе было бы лучше без меня! От меня вечно одни проблемы, ты сама говорила!

Нет судьи более сурового, чем ты сам. Когда Марья не могла оправдать себя, она переходила к исступленным обвинениям, надеясь, что слова утешения найдутся для нее у других. Со вздохом я прижала ее к себе.

– Я все равно тебя люблю. Правильную, неправильную – неважно. Любую. Ты моя семья.

Она всхлипнула и прижалась ко мне плотнее. Так мы и сидели, пока не начали сгущаться сумерки. Когда тень от холма удлинилась и накрыла нас с головой, а угли полностью остыли, к нам подошел Финист.

– Пора, – он был на удивление спокоен и сосредоточен, на время оставив паясничество. – Вам лучше не знать, какие твари сюда сползутся, когда окончательно стемнеет.

Идея шагнуть в пропасть мне все еще не нравилась.

– Что мне нужно делать? – Я напомнила себе, что впереди меня ждет возвращение в мир живых, и это помогло смириться с неизбежным.

Финист пожал плечами.

– Вряд ли мой опыт тебе чем-то поможет – учитывая, как все для меня закончилось. Могу только предположить: идти, куда глаза глядят или ноги несут – только ты сможешь найти правильный путь… или сотворить его. Нельзя останавливаться. Нельзя сворачивать с пути. И трогать тоже лучше ничего не надо.

– Дай угадаю – оглядываться тоже нельзя?

Финист снова театрально развел руками:

– Видишь, моя дорогая, ты лучше меня знаешь законы подземного царства! Так веди нас навстречу свету!

Я только устало закатила глаза, а Марья скривилась и снова ущипнула себя за руку. Финист на этот раз только вздрогнул и недовольно заметил:

– Знаешь, маленькая сестричка, повторенная шутка вместе с новизной теряет всю свою прелесть.

Марья снова себя ущипнула и огрызнулась:

– А ты побольше молчи и не заставишь меня снова ее повторять!

Финист раздраженно отмахнулся и размашисто зашагал к пропасти.

Я с трудом встала, разминая затекшие ноги. Снова холодало, в сумерках белесый пар, вырывающийся изо рта, был виден особенно отчетливо.

– Ну что, Эвридика, ты готова?

Марья кисло улыбнулась, но встала рядом со мной. Если ей и захотелось снова съязвить, она сдержалась. Шаман словно тень возник у меня за спиной. Хотя шаги его были почти беззвучны, я все равно могла слышать, как он приближается – как скрипят друг об друга мелкие кристаллы, вспоровшие его кожу.

Над пропастью я остановилась. Первобытный страх перед высотой удерживал меня, я чувствовала, как немеют ноги и холодеют кончики пальцев.

– Увы, не могу подать тебе личный пример, – Финист встал за моей спиной, положил горячую ладонь между лопаток. Но если раньше этот жест успокаивал, то теперь я только сильнее напряглась. – Но могу помочь сделать первый шаг.

Сердце глухо бухало, и сквозь шум крови в ушах я едва расслышала свой голос:

– Не надо. Я сама.

Глубокий вдох. Выдох. Первый шаг в пустоту дался тяжело, но под ногами оказалась твердая поверхность. Еще шаг. И еще.

Мир перевернулся. Отвесная скала, уходящая в темноту, в подземную глубину, теперь оказалась под моими ногами, незыблемая, как сама твердь. Далеко над головой темнел каменный свод – противоположная стена расщелины. Из-за спины еще струился тусклый свет умирающего дня. Захотелось обернуться, посмотреть – как же теперь выглядит мир? Пустота позади? Небо с далекими каплями звезд? Но я запретила себе это делать, сжала кулаки и медленно пошла дальше, считая шаги.

На десятом окликнула:

– Эй? Вы здесь?

– Не переживай, моя дорогая, – хриплый голос Финиста раздался гораздо ближе, чем я ожидала, – конечно же, мы все здесь, следуем за тобой неотступно, о светоч наш!

– Заткнись уже, а? – Это уже Марья. Я улыбнулась, уловив в ее недовольном голосе привычные злобные нотки.

– Да, мы идем за тобой. Не бойся. – Шаман. Теперь я спокойна.

Голоса звучали совсем рядом, словно мои друзья стояли за моей спиной и едва ли не в затылок дышали, но ни их шагов, ни дыхания я не слышала. Только свои шаги, осторожные и размеренные, тихое шлепанье кожаной подошвы по камню. И шум. Незаметно нарастающий, как далекая лавина, грохот водяных валов, разбивающихся о валуны, звон капель, с огромной высоты падающих на камни. Я почти поверила в это, почти почувствовала холодный и свежий запах подземных источников, когда поняла: это не вода шумит впереди.

Что-то огромное с трудом дышало и хрипело, как в тяжелом кошмарном сне. Я запретила себе думать о том, что это может быть за чудовище, сосредоточилась на шагах, но теперь звук чужого дыхания стал невыносим, казалось, он заглушал даже мои мысли.

Я попыталась заткнуть уши, но это не помогло. И тогда я взмолилась:

– Говорите, пожалуйста! Хоть о чем-нибудь!

– Я бы с радостью развлек тебя беседой, моя дорогая, – совсем как раньше! – но твоя юная сестра так настойчиво просила меня молчать, что не мог не исполнить ее просьбу!