Эклектичная буффонада дворца Борсо вьется вокруг Девы Марии – даже если нельзя доказать, что изображения позади Девы есть пародия на фрески палаццо Скифанойя, это не меняет ничего. Толкование изобразительного искусства отличается от чтения надписей на глиняных табличках и от разгадки криптограмм тем, что у исследователя нет (и не может быть) задачи разгадать ребус. Произведение искусства, в отличие от черепка, живет самостоятельной жизнью. Более того, в большинстве случаев художник не складывает ребусов из существующих символов: художник не шифрует картину, он создает свою собственную символику. Зритель производит встречное усилие, направленное в сторону автора произведения: следует вовсе не разгадывать шифр, которого нет, но стать собеседником художника, создающего образ. Картина «Святой Георгий и принцесса Трапезундская» – это образ мыслей Козимо Тура, и образ циничного времени, и образ Ренессанса, испуганного своей хрупкой судьбой. То, что в лице Византии Италия увидела самое себя, безусловно. Стивен Кэмпбелл (Stephen Campbell) приводит фрагмент речи знаменитого феррарского проповедника Роберто да Лечче (Roberto da Lecce: «О бедная Италия, о распутная Италия! Побойся Бога и покайся! У тебя перед глазами несчастья Греции в ее теперешнем положении. Константинополь, кто же отдал тебя в руки Великой Турции! Виновата твоя черствость, твоя роскошь, твоя неверность».

«Роскошь» и «черствость» – эти эпитеты, обращенные к Италии вообще, звучат в роскошной рыцарской Ферраре, вотчине тщеславных д’Эсте, выразительно. Всякий раз, с удручающим постоянством, прельщение роскошью и желание еще большего достатка овладевают сердцами тех, кто связывает независимость с процветанием, и богач не считает мировые бедствия следствием личного довольства. Тем не менее связь абсолютно прямая.

Действия Благовещения и битвы с драконом происходят одновременно – и в тот момент, когда принцесса кричит в ужасе, ангел сообщает Марии Благую Весть, а Георгий бьется из последних сил, – в этот самый момент восточная роскошь и языческие предсказания звезд окружают христианские святыни и занимают умы правителей христианского мира.

Роскошь и алчность, тщеславие и неколебимая уверенность в значимости своей судьбы – становятся спутниками западного христианства, в то время как восточное уничтожается.

Стивен Кэмпбелл упоминает о Томасе Палеологе, деспоте Мории в связи с фигурами, что написаны на заднем плане «Битвы с драконом». Это исключительно смелая догадка, и догадку следует принять во внимание. Томас Палеолог приехал в Италию на Мантуанский собор 1459 г. Деспотат Мории мог (папа Пий II уверовал в проект) стать новой точкой роста разрушенной Византийской империи.

Именно этот эпизод, визит Томаса Палеолога в Италию, изобразил Тура за спиной Трапезундской принцессы. Там, на скале, в ярусах горных троп, – фигуры мужчин в восточных одеждах, в византийских митрах. Центральная фигура в группе, человек в синей православной митре, тянет руку, подобно утопающему, молит о помощи – это Томас Палеолог. Жест руки молящего вторит жесту заломленной руки самой принцессы. Можно утверждать, что человек на горе одет как византиец, бороду имеет раздвоенную, как у Томаса Палеолога, и что портрет Томаса Палеолога, схожий с этим персонажем, изобразил Пинтуриккио во фреске, описывающей съезд гостей в Мантую в 1459 г. (1502–1507, Сиенский собор). На Мантуанском соборе помощь Византии (запоздалая) обсуждалась. Пием II было составлено письмо турецкому султану, призывавшее последнего обратиться в христианство:

«Если Вы исполните это действие, то Вы станете Величайшим в Мире и Величайшим в истории Человечества. Вы хотите знать, что это? Это не так сложно узнать. Вы можете найти его везде. Это Крещение с небольшим количеством воды и переход в Христианство с принятием учения Библии. Если Вы сделаете это, то Вы станете самым известным и могущественным Принцем Мира.

Мы сделаем Вас законным Императором Греции и Востока. Христианский мир благословит Вас, и Вы станете Абсолютным Судьей Христианских дел. Жестокостью и несправедливостью захваченные Вами земли станут для Вас Законными. Все Христиане будут Вас уважать и обращаться к Вам в спорных делах».

К реальной дипломатии письмо отношения не имело и, судя по всему, не было даже отправлено, но факт подобного сценария – характерен. Эней Сильвио Пикколомини, в молодости автор скабрезной комедии «Хризос» и фривольных диалогов, написанных в подражание Боккаччо (в то время Пикколомини не был еще духовным лицом, ибо, как объяснил он в письме к отцу, «я боюсь воздержания»), затем стал секретарем Базельского собора, затем от концепции собора отрекся, вскорости стал папой Пием II (имя взято из «Энеиды» Вергилия, что любопытно). В игривой комедии молодого Пия II (Пикколомини) имеется диалог священников на пороге борделя; этой беседой можно описать комплекс чувств зрелого Пия II.

«Диофан: Если человек в здравом уме, он должен завидовать духовенству. Только убогие не завидуют, ведь желчь и зависть – спутники здравомыслия. Как же нам не завидовать? У нас – деньги, связи, деликатесы; мы рождены, чтобы есть и пить; вволю спим и отдыхаем; живем для себя, а другие пусть живут для других. Прекрасная Венера никого не ценит как нас. В отличие от прочих, мы не берем жену, которую надо терпеть, даже если она ворчлива. Что ни день – новая невеста, каждая ночь – брачная! Понравится девка, так вернемся; не понравится, сменим курс. Конечно, тысяча любовниц утомляет, но мы умеем выбрать лучшую!

Теобол: Согласен! Проведем ночку как подобает. Пока ты кувыркаешься со своей, я поцелую свою взасос, прикушу ей губку, тысячу раз помну снежные грудки и заплету ее ножки вокруг своих. Но кое-что меня раздражает…

Диофан: Что такое?

Теобол: А вот это: “Плащ прохудился, купи новый: дай мне четыре мины. Пояса нет; помоги приодеться!” Постоянный припев! Чем больше дашь, тем больше просит: “Мне нужно это, я хочу то, мне приспичило! У меня, вишь, в сумочке мелочи даже нет! Раз ходишь ко мне, изволь платить. Кошель у любовника должен быть нараспашку!” Этим злым шлюхам всегда мало! Накормишь раз обедом, так она завтра опять голодная! Пока мы еще не вошли, дай подумать. Может, зря мы сюда приехали. Ну ладно, стучи»[9].

Противоречие, описанное Пикколомини-комедиографом еще в ту пору, когда он отсылал незаконнорожденных детей к родителям и писал им, что не создан для ответственности, противоречие между привилегиями священства – и досадной необходимостью расплачиваться за эти привилегии в еще большей степени потрясло папу Пия II, когда выяснилось, что для удержания равновесия в вверенном ему христианском мире требуется организовать крестовый поход.

Мантуанский собор 1459 г., созванный им, предполагал решить восточный вопрос. Отношение к турецкому султану Мехмеду колебалось от заискиванья до угроз. В те же годы Георгий Трапезундский (1395–1472/73) написал Мехмеду II Завоевателю целых три трактата и три письма, убеждая, что между мусульманами и христианами на самом деле нет богословских противоречий, которые могли бы помешать объединению.

Параллельно составлению письма к султану Пий II пытался организовать новый крестовый поход, дабы освободить Константинополь. 19 января 1459 г. Пий II основал военный орден Святой Марии Вифлеемской. В том же 1459 г. на соборе в Мантуе провозгласил начало Крестового похода против турок; флот должен отплыть из Анконы. Тщетно ожидая прибытия крестоносцев в Анкону, от лихорадки и бессилия Пий II скончался.