Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Девка? – приглушенно спросила она.
– Пока не заметил, – сказал Уллин. Она расслышала улыбку. – Еще попадется. Сегодня наш день.
Она представила, как рассказывает Андомаке о выполненной работе, как видит на лице бледной женщины удовольствие. Благодарность. И поняла, что должна сохранить при себе эту мысленную картину, если хочет продержаться до наступления сумерек. «Ты в жизни не пришибла никого крупнее крысы».
– Мы ребята суровые. Справимся, – проговорила она и покрепче сжала дубинку.
Сэммиш почувствовала утомление и небольшую обиду. По-нормальному это легко ей давалось. Перевоплощаться девушкой, находящейся в таком состоянии, как правило, было просто, как переодеть куртку. Сегодня же происходило с трудом. Ее до дрожи изводили страх, надежда и злость, до того неотвязная, что имелись сомнения, пройдет ли она. Взять весь этот клубок и поместить в другую себя, которая просто своим чередом проживает утомительно-нудный день в ожидании скучного вечера, было все равно что пробовать натянуть носок на бродячую кошку. Может, получится, а может, и нет. Не способствовало успеху и то, что за последние два дня на обед ей достались два черствых рулетика и сушеная рыбка в палец длиной.
Она добрела до дорожки ко входу для слуг, где какой-то мужчина разговаривал с женщиной. Не глядя на обоих, она двинулась дальше, словно по своим делам, обогнула мужчину и вошла в дверь.
– Эй! – окликнул тот, и это был недобрый знак. Он вообще не должен был ее замечать. – Куда это ты направилась?
– Надо забрать мою сковородку, – сказала девушка, пожимая плечами. Она вписалась в тень проема, и мужчина вернулся к разговору. Самая сложная часть позади. Она попала во владения Братства, а следовательно, была в полном праве здесь находиться. Шагала медленно и не особенно скрытно. Тихо и быстро движутся воры. Она никакой не вор. Она хочет забрать свою сковородку у служанки, которой ее одолжила. И только потому, что скромна, мала и незначительна, ступала негромко, однако нацеленно, будто знала, куда направляется, и не нуждалась ни в чьем разрешении или помощи посторонних. Не пряталась, а лишь старалась никого не задеть. Безвредный, насколько разбиралась Сэммиш, другое название невидимого.
В общих чертах она представляла, кого искать. Бледную женщину, ее залатанного подручного, храм, где они служат, и тайные помещения – яму, темницу, заколоченную комнату, – где могут держать в заточении мальчика. Но поисков она не вела. Она шла вернуть свою сковородку, и посуда ждала ее каждый раз чуть впереди и на пару поворотов дальше. Она знала дорогу, даже если верный путь менялся за каждым углом и коридором. Вот так Сэммиш, поверх бурлящей паники утомленная и немного обиженная, пробиралась по Братству, откладывая в памяти каждый пройденный уголок, вникая в подробности своим неприметным, но очень внимательным взглядом.
Хайнчийка появилась вскоре, будто ее принесли первые порывы бури. Стоило девушке выйти из-за угла, как Уллин тут же на нее указал, хоть в этом и не было надобности. Надвинутый плащ скрывал лицо, и шла она как плохая актриса, изображавшая повседневную непринужденность. Выйди она на тычку, попалась бы стражникам, не успев вообще ничего. Алис представила, как ступает навстречу – остановить ее некому – и кончает девчонку посреди улицы. В сознании отпечаталась отдача дубинки, хрупнувшей в череп, одновременно твердый и мягкий.
Вместо этого она нагнулась, будто доставала что-то попавшее в сапог, тем временем девушка направилась к забору – видимо, к той же низкой части ограды, через которую ранее перелез ее любовник. Действительно, там она и остановилась, бросила взгляд взад-вперед по улице, а затем перевалилась через забор.
– Не самая умненькая головушка? – заметил Уллин. – Уберем ее, пока не размножилась, – окажем этому миру услугу.
– Сколько выжидаем? – Алис почувствовала себя глупо, задав этот вопрос. Ей полагалось знать заранее. Дарро точно бы знал.
Уллин пожал плечами.
– Магистраты заседают целый день. На их гнездышко посягать некому. Но истинная любовь задирает юбку по-быстрому, и, по мне, лучше застать их врасплох.
– Тогда идем? – выговорила Алис. Ей было худо. Обычно она вызывала мысленный образ Дарро, а потом воспроизводила его повадку, но тут ее крутило, мутило и темнело в глазах. Невозможно было представить брата даже скользящим по краешку такого дикого страха. Уллин опустил руку на навершие клинка. Глаза горели у него, как у пьяного.
– Идем, – подтвердил он.
Алис осмотрела улицу в одном направлении, Уллин – в другом. Когда оба убедились, что чисто, то выступили из ниши, пересекли дорогу и перемахнули ограду. Не бегом, но споро и слаженно. Сосредоточенность не так притягивает взгляд, как бестолковая суета.
По ту сторону забора был разбит огород. Грядки стояли ровные и пустые, готовые к новой посадке. К забору приткнулась глиняная печка и железная решетка для жарки. Алис вообразить не могла роскошь готовки на собственном дворе. Отношение долгогорцев к огню такого бы никогда не позволило.
Уллин подобрался к лакированной красной двери, подавшейся под его рукой. Вытащил меч. Оружие было чуть короче предплечья и не несло украшательств – грубое и жестокое. Алис тряхнула дубинкой. Уллин проник за дверь, она двинулась следом.
Внутри прихожая была облицована в теплую желтизну летнего солнца, омраченную сейчас низким, ненастным небом. Двигались они тихо. На гладком каменном полу Алис перекатывалась с носка на пятку, чтоб не стучать. До тошноты пробирал страх, что некий злополучный слуга отворит сейчас дверь и сунется перед ними, но дом безмолвствовал. Объяснимо. Опозоренный потомок семейства и выбрал для утех это время из-за того, что нынче тут пусто. Обстоятельства, покрывавшие его грех, покроют и их деяние.
Зал заканчивался двумя рядками голубых дверей и узкой лестницей наверх, где, по предположению Алис, размещались жилые комнаты домовладельцев. Когда Уллин опустил ладонь на ближайшую дверь и тихонько повернул ручку, Алис заметила кое-что на ступеньке. Смазанное пятно грязи, с палец, причем свежее, – той самой жирной почвы из сада. На миг она заколебалась. Если Уллин поведет неверным путем, они могут вовремя не успеть. Придется предпринимать другую попытку, подгадывать новый день. И в этом не будет ее вины. Сладкая мысль уйти, бросив дело незавершенным, почти перевесила будущую необходимость повторять все заново. Но только почти.
Она положила руку Уллину на плечо и, когда он обернулся, указала на