Ей в самом деле требовалась ее сковородка. Что той не существовало ни тогда, ни сейчас, не значило ничего. Это была ее вещь, без которой не обойтись, и Сэммиш хотела ее назад. Если горничную сейчас остановят, она даже не солжет. До волшебных ножей, иностранных волшебниц и похищенных мальчиков ей дела нет. Верните ей сковородку!

Под этим прикрытием страх понемногу спадал. Сэммиш попала в свою стихию, обыденную, как пыль, и гораздо более привычную. Братство складывалось в голове воедино – комната за комнатой, коридор за коридором, окно за лестницей за проходом во двор. Здесь стояла мраморная скульптура скованного божества, чьего имени она не знала. Там сквозь ставни за улицей подсматривало окно, стекло туманили износ и время. Тут была дверь с хитрым медным замком и встроенным сбоку в стену сиденьем. Указатели. Она наносила их на карту, которую держала в уме.

И пользуясь той же картой, она начала подмечать несообразности. Изогнутые и прямые проходы, соединенные, но не перегороженные дверьми. Их контуры напоминали ей улицы Долгогорья, выстроенные так, чтобы усмирять ветер. За всем этим, вероятно, стоят религиозные соображения. Часть сознания, хотевшая обратно свою сковородку, не особенно оживилась, но ее засекреченная самость навострила уши и повлекла Сэммиш вглубь. Она слыхала о храмах, построенных таким способом, – открытых и одновременно нет.

Стены тут были из палисандра, а фонари с виду из олова и стекла, но в действительности, наверно, серебряные и хрустальные. Сзади донеслись голоса, но то был обычный разговор. Не тревога.

В очередной раз свернув, она вошла в широкое круглое помещение. Даже не будь здесь алтарного постамента, Сэммиш признала бы храм. Со стен свисали гобелены, вытканные картины. На одних жутковатые, получеловеческие обличья. Другие походили на чертежи, которые университетские преподаватели рисуют, когда рассказывают о соотношениях между числами, формами, звездами и музыкой. Пол был выложен завитками белого камня, образующими взаимосвязанные круги и эллипсы, и где пересекались их линии, горели лампы. Она практически ожидала обнаружить тут бога, сидящего в тени и увлеченного игрой в кости.

Вместо этого она обнаружила мальчика.

Он сидел на алтаре, будто на столе, и играл в какую-то игру, только это были не кости. На нем был надет простой теплый халат, защищавший от прохлады в воздухе. Рядом стояла жаровня на железных ногах, испуская благоуханный дымок. Сэммиш повернула обратно, и тут он поднял взгляд. В нем выражалось рассеянное любопытство.

«Простите. Мне надо забрать сковородку», – замерло на губах, когда она рассмотрела его глаза и овал лица. Цвет волос. Он был старше, чем представлялось ей по рассказу Саффы.

Сердце взметнулось ударами птичьих крыл, и всякую мысль о фальшивом прикрытии развеяло, как по ветру пепел. Брови мальчика приподнялись, когда он получше разглядел вошедшую.

– Тиму? – проговорила она.

– Ты кто? – И голос его немного напоминал Саффин. Тот же камышиный шелест, только без южного акцента.

– Меня прислала твоя мать, – сказала она. – Я пришла забрать тебя домой.

Зазвучали голоса. Алис услышала их с площадки верхнего этажа. Мужской и женский, размытые, не выделить слов, но интонация не напоминала любовную. Надежда застичь их в разгаре страсти если и была, то, видимо, не оправдалась.

Полы на этом верхнем ярусе были из темного дерева, пропитанные маслом и навощенные, – и сияли, как речные голыши. Окна из дюжин стеклянных вставок выходили на грядки, наполняя зал мягким свечением. Подоконники с живыми растениями в облаках света создавали ощущение сада в закрытом от свиста ветров пространстве. Настоящая красота.

Алис проняло мыслью, что это просто-напросто дом. Здесь, меж крепких стен со светлыми окнами, живут люди. Величественные залы Зеленой Горки никогда не впечатляли ее чисто по-человечески. Они были слишком огромны, слишком чужды. Но таким, как здесь, вполне могло стать и Долгогорье – наберись оно достатка, уверенности и избавься от безнадеги. Поэтому дом казался неприлично роскошным.

Уллин бросил на нее сердитый взгляд – оказалось, у нее из горла вырвался негромкий звук: ворчание, рык или смех. Она кивнула, больше признавая допущенную ошибку, чем извиняясь. Но неотчетливый говор не утратил прежнего ритма. Покамест их с Уллином не обнаружили. Они крались вперед, стараясь не скрипеть половицами. Сводило руки.

Чем ближе они подбирались, тем яснее слышались голоса. Оба звучали расстроенно, но на разный манер. Стражник говорил спокойным, взвешенным тоном, не гневным, а скорее натянуто-недовольным. Или опасливым. Нотки девушки были повыше. Не визгливы, не обвинительны, но наполнены болью на грани отчаяния. Кем бы они ни приходились друг другу, отношения пары протекали не очень удачно.

– Для меня это одно и то же, – произнес парень.

– Для нас одного и того же не существует, – сказала «мертвая» девушка. – Не бывает на свете. Мы – разные.

– Я не о том.

– Я поняла. – А потом, спустя долгий вздох, уже мягче: – Поняла.

Уллин подступил к двери, откуда исходили голоса, хоть те пока и примолкли. Послышался тихий звук. Шорох ткани. Может, пара бросила наконец болтать и приступила к постельным обязанностям. Алис едва не шаталась от головокружения, росло чувство, будто она не в своем теле.

– Заходим? – шепнула она, и по ту сторону двери парень проговорил: «Что это?»

Уллин тонко скривился – разочарованно и раздраженно. Она опять оплошала. Извиняться не было времени. С шагом назад Уллин распахнул дверь пинком и кинулся внутрь. Алис – пристыженная, напуганная, оторванная от себя и готовая на убийство – ввалилась следом.

Тиму заморгал, покачал головой и вдруг рассмеялся, точно над никем не понятой шуткой. В этот напряженный момент ей померещилось, что он собирается отказаться. А потом мальчик взял ее за руку, и Сэммиш улыбнулась, стараясь внушать своим видом уверенность. Изначальный план в корне был не таков. «Прокрасться внутрь, составить карту, выскользнуть обратно, а после продумать порядок действий» серьезно отличалось от «прокрасться внутрь, схватить мальчишку и драпать как полоумная».

– Если кого встретим, говорить буду я, – сказала она.

– А что ты им скажешь?

– То… – заплясал ее ум, – то, что у тебя в волосах завелись вши и Андомака велела мне выкупать тебя и побрить.

– Здорово, – сказал Тиму. – Ты знаешь ее имя.

– У нас с нею общие друзья, – сказала Сэммиш и повела его назад по пройденному пути. – Пускай друзья не всегда нам нравятся, но какие уж есть.

– Не сюда, – сказал Тиму, – за мной.

Он потянул ее на тыльную сторону храма. Сэммиш это не понравилось. Отступление – не время для новых исследований. Но мальчик пробыл в этом доме дольше нее и, по-видимому,