Фридрих посмотрел на своего брата Вильгельма[27]. Реакционер, абсолютист, именно он выступил за жесткое подавление Берлинского бунта 1848 года. Фридрих тогда удалил брата из столицы, но позже использовал для попытки установить контакты с Россией. Увы, даже опытному дипломату Вильгельму не удалось уговорить Николая плюнуть на старика Нессельроде и отвернуться от дряхлой Австрии к молодой набирающей силу Пруссии. Тем не менее, Фридрих продолжал ценить таланты брата и часто опирался на его мнение при оценке реакции европейских держав на то или иное событие.

— Как расследование? — Вильгельм первый задал вопрос. Оно и понятно: пока он собирал информацию из других стран, по официальным и неофициальным каналам, ему просто некогда было узнать, что же случилось на самом деле.

— Расследование не понадобилось, — ответил Фридрих. — В момент нападения в небе Мемеля оказался «Дельфин» Лейнборгера, и наш инженер сумел во всех деталях рассмотреть, что же именно произошло.

— Это хорошо, а то по деревням гуляют слухи о дьявольских волках, что ворвались на нашу землю, воспользовавшись ревом адской бури. Я, конечно, понимаю, что это просто сплетни, но истории с каждым разом обрастают все большими деталями. А каждый рассказчик готов поклясться своей бессмертной душой, будто все видел собственными глазами. И порой начинаешь сомневаться, а кому тут, вообще, верить.

— Увы, это оказались не адские твари, а русские, — ответил Фридрих.

— Увы?

— Именно. Мало нам нарезных пушек, паровых кораблей и летающих шаров, в которые нужно вкладывать сотни тысяч кельнских марок. Так теперь еще новая напасть, и выдержит ли это наш бюджет?

— Так что случилось?

— Они привели семнадцать шлюпов с бомбическими пушками, перебрались через Куршскую косу…

— Волоком?

— Нет, своим ходом. Какая-то новая хитрая машина, мы уже ищем наших изобретателей, которые работали бы над чем-то подобным. Так вот русские проехали по земле, как по морю… Возможно, так же они добрались до Мемеля по льду от самого Санкт-Петербурга. До Мемеля, который до этого ни разу не смогли взять со стороны моря!

— Опасно. Получается, теперь нельзя полагаться на привычную схему укреплений. Морские крупные калибры на суше, на поле боя, в любом месте…

— Кажется, все не так плохо, — поморщился Фридрих. — Вряд ли русские смогут игнорировать проблему веса орудий и делать подобные суда любого размера. Но даже такие небольшие эскадры…

— Я слышал, они называют их стаей. Волчьей стаей, — подсказал Вильгельм. Теперь он уже мог ориентироваться, каким слухам стоит верить, а каким нет.

— Очень подходящее название, — кивнул Фридрих. — Так вот эта стая появилась так неожиданно, что наблюдатели не успели среагировать. А потом офицеры уже разглядели андреевский флаг и не стали отдавать приказ открывать огонь. У англичан с французами та же ситуация. Хоть мы и не разрешили им спускать команды, и почти все были на кораблях, они просто не успели ничего предпринять. Семнадцать бомбических ядер почти в упор — и целый линкор отправился на дно. Потом еще один. Жалко, что мне не удалось увидеть это своими глазами.

— Насчет увидеть своими глазами — еще не все потеряно, — добавил загадочности Вильгельм.

— Что ты имеешь в виду?

— Начну сначала, — Вильгельм, несмотря на нетерпение брата, не собирался спешить. — Как известно, французская пресса пишет только то, что им прикажет Тюильри. Английская изображает свободу слова, но всегда напечатает любой пасквиль, за который им заплатят, а Букингемский дворец никогда не забывает платить по этим счетам. Поэтому совсем не удивительно, что как только телеграф донес до Англии и Франции новости о столь обидном поражении, там устроили новый 53 год. Как тогда Россию обвиняли чуть ли не в резне всех жителей Дунайских княжеств, так и сейчас. В паре статей казаки даже успели сойти на берег и изнасиловать несколько почтенных дам[28], которые, естественно, первым делом побежали на телеграф, чтобы поделиться этой историей.

— Перебор, конечно, но… Русских газет в Европе никто не читает, так что пройдет пара лет, и над этим уже не станут смеяться, а будут обсуждать с серьезными лицами. Разве что какой-то дерзкий офицер, вроде того капитана из Крыма, мог бы дать честное интервью, но кто же возьмется его напечатать.

— О, брат, — Вильгельм наслаждался ситуацией. — На этот раз русские пошли куда дальше одного интервью. Они взяли с собой фотографа! И горящие английские и французские корабли теперь навечно запечатлены на серебряную пластину, так что ты еще обязательно все увидишь своими глазами. Вот только и это еще не все! Не знаю, какой светлой голове в 3-м отделении канцелярии пришла эта идея, но они передали снимки студентам-художникам. Чтобы те увеличили изображение и восстановили смазанные детали. Естественно, потом все забрали, но это же студенты…

— Сохранили черновики и все восстановили?

— Именно! И теперь по Петербургу ходят уже десятки таких картин. И еще сотни заказаны всевозможными посредниками из Европы и Америки. Не знаю, смогут ли что-то придумать англичане с французами, но уже скоро их позор станет достоянием всего мира. И никакие статьи это не изменят.

— Действительно светлая голова все это придумала, — согласился Фридрих. — Уже известно, кто это?

— Тот самый капитан Щербачев из Крыма, которого ты как раз вспоминал.

— Талантливый офицер, однако, боюсь, мне придется запросить у Николая его ареста. Не хочется, но иначе нас просто не поймут. Ты бы знал, сколько ко мне зашло людей за эти дни, требуя разобраться с наглым нападением и предательством союзнического долга со стороны России.

— Наверно, все почитатели английского посольства были?

— Именно. И главное, ни один не вспомнил, как уже год пытается внушить мне мысль, что тот же союзнический долг на самом деле ничего не значит. Никакой логики.

— Только интересы, — кивнул Вильгельм. — И они у нас сейчас точно не сходятся. Кстати, Николай на этот раз не стал переть напролом, как с Турцией, и проявил гибкость. Это еще не стало достоянием общественности, но этот капитан напал на