— Да, тогда я не мог добраться ни до тебя, ни до Брэгдана, — обидчивый какой! — Тем более что твои действия не противоречили моей миссии.

— Ага, зато меня кошмарил по самое не могу, — пробурчала Люба, — доставал во сне с этим проклятым замком, в который меня влекло, как муху на мёд. А оно мне надо было? Я тебе сто раз ещё тогда сказала, что хочу домой к дочке!

Истеричные нотки прорвавшиеся под конец, испугав супруга. Он прижал её ещё сильнее и принялся оглаживать через одеяло.

— Разве у Миральда был такой сильный дух? — перевёл разговор в менее волнительное русло ворон. — Он ведь даже слова поперёк вставить не мог, да и магией никакой не обладал. С чего вдруг такие глобальные перестройки?

— Да, у мальчика была самая слабая душа, но именно она помогла выйти мне на новый энергетический уровень.

— Та самая мышка, без которой не вытягивалась репка, — выдала непонятную для собеседников фразу. Другие сказки, иной менталитет, а ситуации похожи. — Посадил дед репку, и выросла репка большая-пребольшая…

Сначала Корд подумал, что любимая слегка помутилась рассудком на фоне стресса, однако, дослушав сказку до конца, задумался. Надолго.

— Ты ведь не дашь ей уйти? — неожиданно спросил у черепа.

— Только если ты останешься, — взял за жабры инфернальный интриган.

Сердце совершило кульбит и упало в пятки. Да, она жутко тосковала по дочери, да, сама хотела жить, желательно долго и счастливо, вот только теперь в это уравнение входил один несносный тип с клювом вместо носа. И без него уже никак, разве что на живую отрезать кусок сердца и отдать этому проклятому черепу. Чтоб он подавился!

— Один мой учитель не так давно дал мне хороший совет, — неестественно спокойно отвечал маг, на деле еле сдерживаясь, чтобы не послать его в потусторонние дали, — найти хорошую жену и бросить свою нервную работу. Первое я уже осуществил. Для второго осталось только мышке прийти. Не стоит меня шантажировать, тем более так грубо.

— Вот мы и подошли к сути моего задания, — довольно щёлкнул челюстью Йорик, — есть ещё один наследник. Законный. И его надо найти, посадить на трон и обеспечить должный уровень безопасности.

* * *

А в это время на берегу Карлондского моря, уложив спать своих неугомонных мальчуганов, мужчина и женщина предавались тихой (чтобы не разбудить детей), но страстной любви. Его грубые, обветренные руки ласково сжимали тонкий, несмотря на тяжёлые роды двойни, стан голубоглазой блондинки, осчастливившей его пару лет назад согласием выйти замуж. Да, жизнь у них не была легка: он каждый день выходил в море, ловил рыбу и сдавал её на местный рынок, она следила за хозяйством, воспитывала двух сыновей и шила на заказ. Раньше, до того, как парочка крикунов появилась на белый свет.

Они оба не помнили своих родителей, её вырастила старая няня, его дядька — бывший вояка с волчьим взглядом. Грилла ко всему прочему помнила себя лишь с десяти лет, остальное было покрыто мраком амнезии. Клотильда, ставшая ей роднее матери, скончалась от сильной простуды спустя шесть лет, как они поселились в небольшом приморском городке, к счастью, к тому времени они были уже знакомы с Дарсом, двадцатитрёхлетним рыбаком, который делился с ними частью улова взамен на уборку, готовку и пошив одежды. Старушка Кло отлично готовила и бойко шила, научила она этим премудростям и свою подопечную.

Сам парень отлично помнил своё непростое, наполненное суровой дисциплиной и постоянными тренировками с дядькой Параем детство. Ранняя побудка, всегда до зари, пробежка, упражнения, борьба на кулаках и мечах, сначала деревянных, а потом настоящих, стальных. Последнее, правда, лежали сейчас без дела, ибо не успел он достичь совершеннолетия, как тот исчез, не оставив даже записки на прощание. Нет, он не бросил своего единственного племянника — сына умершей в родах сестры — на произвол судьбы, его банально похитили и продали в рабство на галеры, когда он под утро возвращался из борделя. Вот только никто об этом не знал, ибо спали крепким сном, который ранним утром крепче всего.

Дарса с первого взгляда потянуло к хрупкой, скромной девчушке с очами цвета незабудок и жемчужными волосами. Сначала он, сам ещё семнадцатилетний щегол, смотрел на неё, как на младшую сестрёнку, а потом, когда к четырнадцати годам она стала расцветать и округляться, влюбился окончательно. Сколько носов он сломал и выбил зубов тем, кто пытался овладеть беззащитной девчонкой, не счесть. Не говоря уже о той знатной драке, когда стая местных шакалов решила надругаться над шестнадцатилетней малышкой, окончательно осиротевшей в этом жестоком мире. Нет, она не знала об этой страшной закулисной борьбе, всё происходило за пределами её взгляда, лишь удивлялась, откуда берутся свежие синяки и ссадины у симпатичного соседа. Жалела его, журила, а когда закончились сорок дней траура, согласилась переехать, разумеется, с обязательным заходом в местный храм и условием больше не драться на подпольных боях. Именно ими он объяснял появляющиеся время от времени побои, чтобы не испугать.

Она ни разу не пожалела, что приняла предложение руки и сердца этого замечательного во всех отношениях мужчины, до безумия любила их малышей, и даже не подозревала, что в скором времени их ждёт кардинальная смена обстановки.

* * *

Новость о том, что есть ещё один наследник, к тому же якобы законный, заставило Корда усиленно закопаться в недра памяти.

— Сколько ему лет?

— Двадцать пять.

— Так, двадцать шесть лет назад я работал простым сыскарём, а Баз в это время ездил в Корундию к родне по материнской линии, — размышлял вслух главмаг. — Его тогда довольно долго не было — около года. Что произошло?

— Он познакомился с девушкой, простой, но чистой и очень порядочной, — как с листа вещал Йорик, — она работала на кухне в загородном поместье его тётки, помогала своей матери. Несмотря на его высокий статус, Лирна не упала к ногам принца, напротив, рассердилась из-за самоуверенных замашек: отругала, стукнула пару раз и всё, тот окончательно влюбился и, не слушая ни чьих советов, женился на ней в местном храме. Возвращаться пред грозные отцовские очи побоялся, да и понесла она практически сразу. Хорошая была девочка, — вкупе со скрежетанием слова звучали довольно двусмысленно, — вот только в родах умерла. Естественно, высокопоставленные родственники замяли это дело, сказав ему, что ребёнок умер, так и не покинув чрева, на деле отдав его родному брату Лирны и весомый откуп. Удобно, не правда ли? И тело мёртвого младенца для похорон искать не пришлось. — Последнее было произнесено с непередаваемым ехидством.

Люба сидела ошеломлённая. Ей было безумно жаль брошенного ребёнка, никогда не знавшего материнской ласки. Насчёт отцовской любви она сомневалась, всё-таки родной дядя, может, и справился с непростой родительской миссией, вероятно, даже женился. Но она как никто другой знала, что такую любовь, какую ты испытываешь к своему ребёнку, не способен ощутить ни к кому. Будь ты хоть трижды добрый человек и четырежды любитель детей. Это глубинное, неконтролируемое чувство, инстинкт, благодаря которому ты сможешь прыгнуть выше своей головы, порвать любого, если твоему чаду будет грозить опасность. Жизни не пожалеешь, но сделаешь всё, чтобы спасти и даже больше. Тех же, кто лишён подобных чувств, можно с полной уверенностью считать недоразвитыми. Бывает ведь у людей недоразвитая рука или нога, а здесь часть головного мозга.