свадьбы. Бельё он только утром сменил, ещё сгодится, а вот рубашка нуждалась в фунте стирального порошка и утюге с функцией отпаривания.

В эту часть подземной паутины жар фуока не распространялся. Воздух остыл, обнажённая кожа покрылась мурашками. Сгорбившись не то от смущения, не то от прохлады, Джек ступил в воду. Пологий берег медленно уводил на глубину, вода приятно обнимала ступни, лодыжки, колени. Когда её уровень достиг бёдер, Джек присел, погрузившись по шею, и так дополз почти до середины озера. Он поджал ноги и нырнул с головой. Все заботы остались наверху; Джек позволил непривычной, давно позабытой беспричинной радости овладеть собой. Под водой поднялись волосы, руки, словно в свободном полёте, и уголки губ в глупейшей из улыбок.

Вспомнив, что забыл мыло, Джек вернулся за ним. Лея тактично не выдавала своё присутствие, но он не мог не думать о ней. Её запах остался и после того, как Джек смыл с себя пену.

Но тут к корице примешался новый аромат, ещё более вожделенный. Джек потряс головой, расплескав тучу брызг, и принюхался. Его нос подёргивался, как у собаки-следопыта (или любой заурядной собаки, которая почуяла варёную курочку). Зачарованный, Джек выбрался на берег, промокнул тело плащом и поспешно надел брюки. Свободная по местной моде, рубашка Леи пришлась как раз впору. Обладая богатой фантазией, чужую вещь можно представить объятиями. Что ж, Джек на фантазию никогда не жаловался. Вернулась глупая улыбка, и вместе они отправились на другой берег.

Лея сидела на земле за широким выступом, который образовывал нишу в стене. Перед ней потрескивала спиртовая горелка, а сверху, на тонкой подставке, калился сосуд с острым носиком. Красноватая медь, из которой его отлили, пылала багрянцем в языках пламени, сквозь слой патины просматривался растительный рисунок. А внутри сосуда перекатывалась густыми волнами коричневая жидкость. По краям зазолотилась пена; Лея ловко ухватила прокоптевшую деревянную ручку за самый кончик и разлила напиток по чашкам.

Джек уже протянул руку. Вот на ладонь опустилась глиняная чашечка, и он отхлебнул едва ли не половину, обжёг язык, но сразу же сделал второй глоток. Вязкая горечь приятно обволокла горло.

А Лея всего лишь смочила губы.

– У тебя шрамы на спине, – сообщила она.

Задумавшись – несмело гадая, какое желание могло бы исполниться следующим, – Джек просто кивнул.

– Такие маленькие, аккуратные, как звёздочки, – продолжала Лея.

Тут до Джека дошёл весь смысл её слов. Он шумно закашлялся и едва не испачкал новую рубашку.

– М-м… что?

Заправив волосы за ухо, Лея исподлобья посмотрела на него очень серьёзно.

– Я всего раз проверила, не утонул ли ты. – Она повела плечом. – Так откуда они, шрамы?

Джек набрал воздух и на выдохе произнёс:

– От стрел.

– В тебя стреляли?

– Вернее будет сказать, втыкали.

– Было больно?

– Не помню.

Милая светская беседа, стремительная, как отдача тетивы. Они смотрели друг на друга, кажется, очень долго. Вот прошли порог, когда обычно возникает неловкость… и следующий, после которого начинается бестактность. А Джек всё наблюдал, как пляшут искорки в янтарных глазах, и не чувствовал ничего, кроме тепла.

Дальше разговор потёк степеннее. Притворившись, что не заметила лжи в последней фразе, Лея спросила:

– А ты сам убивал кого-то?

– Да.

– Случайно?

Как будто они духов вызывали. Перед глазами возникло сначала лицо старика – озлобленное, но ещё не обожжённое раскалёнными углями. А потом… надо же, столько лет прошло, а гримасу отвращения Хиуса – за миг до того, как тяжёлая цепь опустилась в его висок, – Джек не забыл.

– Один раз – нарочно, – сказал он.

Только сейчас Лея отвернулась.

– А это нормально, – её голос затихал, слова она выковыривала со дна чашки, – желать смерти?

Кто-то бы не одобрил, но Джек снова ответил:

– Да.

– А желать… причинить смерть? Не вообще, а один раз?

– Да. – Как легко все эти «да» слетали с его языка. – Только не нужно.

– Потому что месть разрушает и не приносит удовлетворения?

– Ерунда. Потому что ты злишься и можешь промахнуться.

Лея рассеянно вернула медный сосуд на огонь, подождала, пока жидкость закипит золотистой пеной, и разлила добавку.

– Прости. – Она протянула Джеку угощение и чуть дольше, чем требовалось, задержала свою руку в его. – Мне хотелось, чтобы ты отдохнул, а не хоронил мои воспоминания и раскапывал свои.

– Я отдыхаю. – Джек перехватил чашечку другой рукой и мягко сжал пальцы Леи. – Мне хорошо. – Подумав, он добавил: – С тобой, говорить и молчать обо всём.

И они говорили. О друзьях и врагах, о тайнах, проклятиях… Говорили о долгих путешествиях и тоске по дому – и о том, как его отыскать. Спорили, где готовят лучший кофе: в ресторанчике на крыше, где Джек ещё недавно завтракал перед работой, или в Нессире, что на юго-востоке Цера.

– Итак, в Цере растёт табак, – ответственно перечислял Джек, – а ещё кофе. И тамошние жители знают, как этими богатствами пользоваться. Ты родом из Цера. И как же так случилось, что я до сих пор там не побывал?

– Ну, видишь, кофе и сигареты находят тебя в самых разных, далёких уголках мира.

Он лежал на спине, голова покоилась у Леи на коленях. Снизу вверх Джек смотрел, как она улыбается, и… да, ему было хорошо.

– У меня кое-что есть для тебя. – Джек поискал в кармане брюк.

– Неужели это… – Лея распахнула глаза в преувеличенном благоговении, – самый настоящий, крепкий, долго выдержанный воображаемый поцелуй?

Джек легонько коснулся костяшками пальцев её щеки.

– Может быть, когда-нибудь ты вспомнишь меня, Лея, и я заслужу настоящий.

И тут уж он не запутается, как наклонить голову и куда девать нос.

– Я тебя помню. – Лея взяла его руку и стала перебирать тонкие линии шрамов, как струны. – Тогда, в Лорне, я сразу тебя узнала, рассказчик. Признаться не могла, ведь именно в тот день я пообещала себе навсегда отпустить прошлое. – В уголке её губ притаилась грустинка, и, пока течение разговора не повернуло вновь в серьёзные воды, Лея добавила: – Между прочим, для настоящих поцелуев у тебя есть жена.

– О нет, с ней мы не будем целоваться никогда, – заверил Джек.

– Навсегда, никогда… – Лея закатила глаза. – Как же вы без страха такими словами разбрасываетесь?

– Ты права, но тут уже решено. Вчера вечером окончательно, а сегодня утром – бесповоротно.

А потом они молчали. Джек не заметил, как уснул, и не почувствовал, как долго проспал. Когда пелена приятного дурмана развеялась, волосы его были сухими. Спиртовая горелка погасла, круглый фонарик спрятался в сумке. Погружению в полную темноту мешали только далёкие блики из расходящихся коридоров.

Не выдавая, что проснулся, Джек