Калинина ничего не стала спрашивать, и Беглов ещё раз это оценил. Он всегда знал, что подруга Валерии — женщина с головой.

Люди Беглова, наблюдающие за Балиным, выяснили, что журналист оформил в редакции командировку в Курск.

— Пусть едет, — сказал Беглов.

Пока все шло по плану.

В Курске Балина поджидал Саша Грабнев.

Но все произошло не так, как планировал Беглов. В Курске след Балина затерялся. Из Москвы он выехал, а в Курске к тетке Лили, где его караулили ребята, не пришел. Он исчез. Сама Лиля тоже не появлялась у старухи.

— Упустили, фраера! — Гребень рвал и метал, боясь предстать пред очи Беглова.

Они обшарили город в поисках журналиста, но все было бесполезно. Разве найдешь его, заразу?..

— Надо было караулить прямо на вокзале, а не сидеть на привязи возле старухи.

Гребень бил себя кулаком в грудь:

— Мой промах!

Балин как сквозь землю провалился.

Беглов, узнав про сложившуюся ситуацию, стиснул зубы. Кто знает, что надыбал этот хмырь в Курске? Какая-то дешовка, борзописец, вот-вот раздует скандал в прессе, а он, Артем Беглов, которого все считают не самым последним человеком, ничего не может с этим поделать!

Жалость, проявленная полтора года назад к Лиле, выходила боком. Крови не хотел? Зато сейчас дерьма нахлебается. Добреньким стал? Зато теперь получит под завязку за доброту. Раскрутить историю со смертью Яковлева — пара пустяков. Было бы желание. А у тех, кто против Беглова, имеются не только желание, но и возможности.

Куда делся этот паршивый Балин, куда?! Значит, у него был другой адрес девчонки, сделал вывод Беглов.

Журналист не сегодня-завтра объявится в Москве, и тогда…

Беглов расправил плечи.

На железнодорожном вокзале в Курске пассажир с документами на имя Балина билета до столицы не брал. Значит, чтобы не светиться, парень использовал чужое удостоверение.

Еще ничего не потеряно, твердил Артем, но на сердце было неспокойно. Ему навязывали чужую партию, играть в которую было сложно, потому что все козыри оказались у противника.

Балин объявился сам. Прямо с вокзала он поехал в редакцию газеты, где работал.

Оттуда сделал несколько звонков. Один из них — Большакову.

— Порядок, Вадим.

— Вернулся?

— Да!

— И как?

— Девчонку я нашел. Поговорил. Сначала от всего отказывалась. Деньги посулил. Она меня чуть не выгнала. Сказала, на собственные похороны у неё монет хватит. И вообще, плевать ей на все. Строптивая телка оказалась. Я и так, и эдак, она ни в какую. Знать, говорит, ничего не знаю.

— Видно, здорово её пуганули.

— Не то слово! Меня гонит, а в глазах страх застыл. Вот на этом я и сыграл. Припугнул, как следует, сказал, не хочет по-хорошему, будем говорить по-плохому. Она заладила одно, что ни в какие свидетели не пойдет. Я говорю: тебе повезло, что в живых осталась. Хочешь, не хочешь, дело уголовное, так или иначе потащат. А там — сама смотри. В общем, убедил, что ей выгоднее рассказать все, что знает.

— Рассказала?

— Да. Яковлев перед смертью с ней встречался. Говорил, что ходит по острию ножа. Смерть предчувствовал, плакал по пьянке, жаловался, что пахал на шефа, а теперь вот прокололся.

— Фамилии какие-нибудь эта девка называла?

— Нет. Яковлев перед смертью документик ей один отдал.

— Что, что? — заорал Большаков.

Вот это удача! Он тут же придал голосу сдержанные нотки, судорожно соображая, сколько можно будет слупить с Мастинского за эти сведения.

— Так что там с документиком?

— Ничего. Яковлев сказал девчонке: меня не будет, отошли в прокуратуру. Или позвони по телефону.

— И что? — сдерживая дыханье, спросил Большаков. — Кончай тянуть, говори яснее.

— Да уж куда яснее.

— Ты конверт видел?

— Видел. На конверте мой телефон указан.

— Ни хрена себе… — вырвалось у Вадима.

— Юрия Петровича на следующий день сбила машина. Лиля испугалась до смерти. Позвонила по телефону, то есть — мне, но в тот момент меня в Москве не было. Она хотела сбежать. Хозяин гостиницы её опередил. Вызвал и сказал, чтобы выметалась из столицы. Предупредил: откроешь рот, пожалеешь. Она схватила свои вещички и подалась в родной Курск. Письмо с собой увезла, про прокуратуру и думать забыла.

— Она отдала тебе письмо?

— Да. Говорит, даже не распечатывала.

— Ты смотрел?

— Заглянул, конечно.

— Ну и?..

— Документик небольшой. Указаны номера счетов и организации, больше ничего.

Балин смолк.

— Мне нужна эта бумага, — четко произнес Большаков.

Журналист молчал.

— Послушай… — начал Вадим.

— Письмо было адресовано мне.

— Плевать, кому оно было адресовано! Если бы не я…

— Я бы этой бумаги в глаза не увидел, — закончил за Большакова Балин.

— Догадливый!

— Видишь ли, в чем дело, — помедлил журналист, — ты забыл второпях, что про девчонку-то рассказал тебе я, а сейчас меня не устраивает предложенная сумма.

— Да ты что? — заорал Большаков. — Кому ты это говоришь — мне?! Да я…

— Знаешь, а бумага любопытная. Яковлев, видать, в серьезных делишках замешан. Если все это раскрутить толком…

— Слушай, — взвился Вадим, — тебе это не по уму.

— Откуда ты знаешь?

— К кому ты с ней пойдешь, с этой писулькой?

— Найду! Ты, видно, совсем меня за дурака держишь, — усмехнулся Балин. — Интересно, сколько ты за этот документик денег сгребешь, а? Мне крохи с барского стола достанутся.

— Не отдашь добром, смотри, как бы потом не пожалеть.

— А ты меня не пугай, — отрезал Балин.

Оба замолчали.

— Слушай, сколько мы вместе с тобой баб перетрахали, — заюлил Большаков, взывая к мужской солидарности.

— Ну и что? — скривился Балин. — Я тебя тоже будь здоров с какими телками знакомил. С Леночкой Калининой кто тебя свел? Забыл наш уговор?

— Ну сбежала тогда твоя Калинина из дома отдыха, сбежала! Я-то тут при чем?

— Сбежала! — фыркнул Балин. — Ты со своей сучки-медсестры сутками не слезал, вот нормальная девчонка и умотала от такого блядства. День потерпеть не мог. А ведь мы с тобой договаривались! Теперь туда же, вспомнил… Нет, дорогуша, дружба дружбой, а табачок врозь. Так-то вот!