С закрытием дверей и закручиванием гаек из паствы, как воздух из проколотого воздушного шарика, утекла сама способность и желание творить. Не поется птичке в клетке. Процесс замыкания нарушил естественный информационный обмен — основу творчества. Тогда-то боги и задумались, что прав был Ольрэн, да только поздно. Телеграмму: «Вернись, мы все простим», — ему было не отправить. Сами щели затыкали. Во плоти Ольрэн на Фальмир носа не казал, на контакт с хулителями не шел, а если и откликался своим адептам, то лишь для того, чтобы «порадовать» мир очередной шуткой-пакостью в излюбленной манере с метаморфозами.

Мой приход на Фальмир, подтасованный Смертью, для которой врат никогда и нипочем не закрыть с гарантией, нарушил это гнилое равновесие. Запустился механизм спасения. Когда выплыло пророчество о ключах — ну не совсем же Ольрэн зверь (хоть и гад), бывшим коллегам лазейку оставил, — поостывшие в заключении узники принялись действовать. Они аккуратно, тишком друг от друга, стали подталкивать внезапно появившихся добровольцев к успешному осуществлению миссии.

Вот в каких интересных условиях мы сами, конкретно не зная для чего, взялись исполнять состряпанное Ольрэном пророчество и собирать коллекцию уникальных артефактов. В каждый из которых (а таких закладок он сделал, как запасливая белка, несколько штук) бог напихал понемножку своей силы и тщательно ее замаскировал. Именно соединение в водной среде при нагревании кусочков позволило хранилищам сдетонировать и разом высвободить божественную энергию.

Дверь приоткрылась, а обращение по имени призвало Ушедшего на Фальмир во плоти, а не «по видеосвязи», как могли делать его жрецы, не будем тыкать пальцем в свихнувшегося Йорда.

При взрыве силы того, кто находился вне мира и носил заслуженное имя бога метаморфоз, побочные эффекты оказались неизбежны. Все тела в зоне поражения энергией Ольрэна пришли в полное соответствие с внутренними составляющими. То есть: у Шерифа произошло пробуждение крови наследника, у Фиилора случилась смена пола по склонностям души, у меня — коррекция внешности по характеристикам вселенского духа, а у Керта с Киртом, обломайтесь, парни, не случилось ничего. Когда щитовики попробовали робко заикнуться о том, что не худо бы им перестать в собак и лошадей то и дело превращаться, то Ольрэн, кажется, не на шутку обиделся на столь пренебрежительное отношение к дарам. Глазки у бога очень нехорошо засверкали, как у моего племянничка, замышляющего пакость. Пришлось спешно шептать щитовикам:

— Кончайте спорить, самоубийцы-добровольцы, со всем соглашайтесь, пока вас насовсем во что-нибудь длинноухо-копытное или пятачковое не превратили.

Парни опасливо переглянулись, вздохнули и заткнулись. Фиилор уже успел отрыдаться (какие рыдания, когда тут ТАКОЕ происходит!) и, приоткрыв рот, вовсю пялился на Ушедшего. Хотя теперь его, наверное, следовало бы именовать Пришедшим или Заглянувшим.

Просить Ольрэна вернуть ему все, что исчезло, высочество почему-то не спешил. И почему-то пару раз украдкой покосился на Кирта, изо всех сил избегавшего смотреть на бывшего принца. Бог сам одобрительно бросил растерянной Фиилоре:

— Правильно, не проси. Душа женского тела требовала, вот и случилось… Ничего, привыкнешь.

— Зато тебя теперь точно на этой неохватной лирте не женят, — подбодрила я прин… наверное, принцессу.

— У нее такой же брат есть, — уныло прояснила расклад Филя и передернулась.

— Значит, в Радильяр не возвращаемся, выбираем местечко поудобнее и открываем наше ателье-салон, как планировали, будем нести в мир красоту нижнего белья! — продолжила я нагонять позитив на Фильку. Язык-то молол, а глаза все на молчаливого Шерифа нет-нет да и косились.

— Ого, а тебя-то как заклинило, подручная Смерти, Заступающая Последнюю Дорогу! — присвистнул бог, сподобившись-таки сойти с ярких углей и в своей несгораемой обуви пройтись до меня. Жестко цапнул за подбородок и внимательно изучил. — Не-а, я такое поправить не возьмусь. Может, тетя? Но если такое вам обоим судьбой назначено, огребу уже я за нарушение. Нет, не полезу, сами как-нибудь справитесь. Замок мой можете забрать, все равно я тут надолго не задержусь. Слышь, потомок?

— Какой замок? — машинально переспросил ни черта не понимающий Шериф.

А Ольрэн принял вопрос как указание к действию.

— Замок? Да вон этот. Волей своей отдаю, только ты войти и владеть сможешь, ну и все, кому допуск дашь.

На словах «вон этот» реальность снова мигнула радугой, и мы вместо травки в предгорьях на границе оказались в… Да, круг замкнулся в сердце Дамильяна. В том самом замке, который очень долго был предметом грез принцессы Симелии, где висел с давних пор портрет неизвестного, а как оказалось, вовсе даже известного — бога Ольрэна, намертво завязшего в сознании Кимеи в качестве образа идеального мужчины. Что это было: магия, разновидность божественного импринтинга или еще какая пакость, не пропавшая с уходом души наивной служанки, не знаю. Ясно одно: теперь, когда образ приглянувшегося мне Шерифа и образ идеала Ким с портрета совпали, меня крепко переклинило. Ни на одного красавчика смотреть не могу, даже на самого Ольрэна. Наверное, мне еще повезло, что изменившегося Шерифа я увидела прежде бога, а то если бы меня на божестве переклинило… Там-то вообще без шансов. Ой-ой-ой…

Я заскрипела зубами, сдерживая желание подолбиться головой обо что-нибудь твердое. Получилось, но в большей степени потому, что ничего подходящего поблизости не имелось.

— Ладно, пророчество вы исполнили, мне тут больше делать нечего, скучно. Фальмир давно уж надоел. Пока, люди! Семерым привет, хотя можете не передавать, они все одно нас подслушивали, только во плоти или проекцией явиться постыдились. Теперь-то, как дверь нараспашку стала, небось сами с Фальмира дернут. На этот случай ты, потомок, за управляющего за всех остаешься! Назначаю! Держи, память тебе подкину и кое-что по мелочи еще! Ха!

Ушедший наставил палец на Шерифа, весело расхохотался и пропал, оставив нас наедине с движимым и недвижимым имуществом. Вечно спокойный стоик-жрец, невозмутимо утрясавший все недоразумения, вдруг обхватил голову руками, застонал и повалился на землю. Мы бросились к бедолаге, не зная, чем и как помочь. У меня ведь даже обычного обезболивающего нет!

Филька, чья фигура претерпела интересные изменения, сместившие центр тяжести, запнулась на ровном месте. И если бы не Кирт, пропахала бы носом борозду или рухнула на страдающего опекуна, добавляя бедняге впечатлений.

Черных пятен на Шерифе не было, но утешало лишь это. Он продолжал стонать, не реагируя на наши вопросы, еще несколько минут. А когда замолчал, замер в такой неестественной для живого неподвижности, что меня холодный пот прошиб.

Мысленно я взмолилась… не этому шебутному Ольрэну с ветром в голове, не своему боссу Смерти, а кому-то выше, мудрее и милосерднее. Должен, должно, должна же такое быть! Наплевать на магическую природу этого импринтинга, перетерплю, это же наш Шериф — надежный, проверенный, мудрый спутник, переступивший через казавшиеся незыблемыми постулаты веры, когда того требовала ситуация, ради общей цели. Пусть живет! Пусть выздоровеет!