— Отлично, — продолжает Тод. — Сейчас мы сформируем команды. Те, у кого есть камеры, выберут себе пару из тех, у кого камер нет. Например, вы, мисс, — кивает фотограф в сторону Донны. — Почему бы вам не взять в пару девушку, сидящую рядом?

Девушку?

— Когда пары сформируются, мы выйдем на улицу и сделаем снимки природы. Можно выбрать дерево, корень или что-нибудь другое. Главное, чтобы предмет как-то вас заинтересовал, чтобы заработало воображение. У вас пятнадцать минут, — заключает Тод.

Донна поворачивается ко мне, ее губы приоткрываются, на лице появляется улыбка. Возникает впечатление, что я смотрю в пасть аллигатора.

— Имей в виду, мне нравится фотографировать не меньше, чем тебе, — сообщаю я.

Донна поднимает камеру:

— Зачем ты решила пойти на эти курсы?

— А ты зачем? — отвечаю я вопросом на вопрос.

Большой вопрос, думаю я, пойду ли я на следующее занятие. Особенно теперь, когда я узнала, что на них ходит Донна.

— Если ты не догадалась, я собираюсь стать моделью.

— Я всегда считала, что модели находятся по другую сторону объектива.

Подбираю ветку и бросаю ее вверх что есть сил. Ветка крутится в воздухе и падает в двух футах от нас.

— Лучшие модели знают о фотографии все. Я знаю, ты высокого мнения о себе, но ты не единственная, кто выберется из Каслбери в будущем. Двоюродная сестра посоветовала мне стать моделью, она живет в Нью-Йорке. Я послала ей несколько фотографий, она перешлет их в «Эйлин Форд».

— А, ну да, — отвечаю я саркастически. — Желаю, чтобы твои мечты, сбылись. Надеюсь, ты станешь моделью и мы увидим твое лицо на обложке каждого журнала в нашей стране.

— Именно это я и планирую сделать.

— Да кто бы сомневался, — говорю я.

От моих слов так и веет цинизмом.

Донна снимает небольшой кустик с голыми ветками.

— Что ты имеешь в виду?

— Да ничего, — отвечаю я и протягиваю руку за камерой. На глаза мне попался пенек, который может получиться интересно. Он очень напоминает мою жизнь: такой же безжизненный, обрубленный и слегка подгнивший.

— Слушай, мисс сарказм, — отрывисто говорит Донна, — если ты пытаешься сказать, что я недостаточно красива…

— Что? — продолжаю ерничать я, пораженная тем, что Донна, оказывается, не так уж уверена в своей внешности. Похоже, у нее все-таки есть слабое место.

— Я позволю себе сообщить, что разные придурки уже пытались сказать мне что-то в этом роде.

— О, правда? — говорю я, сделав снимок и возвращая камеру.

Оказывается, находятся «придурки», которые говорят ей нелицеприятные вещи. Интересно, а как насчет тех гадостей, на которые не скупится она сама? Что насчет тех ребят, жизнь которых стала кошмаром благодаря Донне ЛаДонне?

— Прости, но большая часть людей именно так и полагает.

Когда я нервничаю, вечно начинаю использовать словечки вроде «полагать». Определенно, я слишком много читаю.

— Нет, ты меня прости, — отвечает Донна, — но ты не имеешь понятия о том, о чем говоришь.

— Рамона Маркуарт? — говорю я.

— Кто?

— Девочка, которая хотела стать членом команды болельщиц. Ты отвергла ее кандидатуру, потому что сочла слишком уродливой.

— Она? — спрашивает Донна удивленно.

— Тебе когда-нибудь в голову приходило, что, возможно, тем самым ты испортила ей жизнь?

Донна ухмыляется:

— Ты так думаешь?

— А как еще?

— Может быть, я избавила ее от позора. Что бы случилось, как ты думаешь, если бы я позволила ей выйти на поле? Люди жестоки, если ты еще до сих нор этого не поняла. Ее бы засмеяли. Парни сделали бы ее объектом шуток. Ребята ходят на футбол не ради того, чтобы смотреть на уродливых женщин.

— Ты шутишь, что ли? — спрашиваю я, делая вид, что ее слова меня не убедили. Хотя, на самом деле, она права. Возможно, не во всем. Ужасный мир. Однако я не готова разделить ее точку зрения. — Ты так и собираешься поступать в дальнейшей жизни? Постоянно оглядываться на то, что нравится парням? Это патетично.

Она самоуверенно улыбается:

— А что здесь такого? Это жизнь. И если в ней есть что-то патетичное, так это ты. Девушки, не способные найти парня, всегда считают, что с теми, кто может, что-то не так. Если бы ты была способна находить парней, уверена, мы бы с тобой здесь об этом не разговаривали.

— Ты думаешь?

— Я тебе скажу только два слова: Себастьян Кидд, — смеется она.

Мне приходится стиснуть зубы изо всех сил, чтобы удержаться. Я бы с удовольствием прыгнула на нее и разбила кулаком лицо, которое она считает таким красивым.

А потом меня разбирает смех:

— Он и тебя бросил, забыла?

Я мерзко ухмыляюсь:

— Помнится, на попытки испортить мне жизнь у тебя ушла большая часть весны. Ведь тогда я встречалась с Себастьяном, а не ты.

— Себастьян Кидд? — насмешливо говорит Донна. — Ты думаешь, мне есть дело до Себастьяна Кидда? Да, он ничего. Где-то даже сексуален. Но он у меня уже был! А значит, он бесполезен. Себастьян Кидд не оставил в моей жизни никакого следа.

— А зачем тогда было так напрягаться…

— Да, я хотела испортить тебе жизнь, потому что ты дура, — пожимает плечами Донна.

Я разве дура?

— Ну, в этом мы сходимся. Я о тебе такого же мнения.

— На самом деле, ты хуже, чем дура. Ты — сноб.

— Вот как?

— Если хочешь знать правду, — говорит она, — я тебя ненавижу с того дня, как мы впервые встретились в детском саду. И не я одна.

— С детского сада? — изумленно спрашиваю я.

— У тебя были красные туфельки «Мэри Джейн». И ты считала себя особенной. Ты думала, что лучше всех остальных. Потому что у тебя были красные туфельки, а у нас не было.

Да, я помню эти туфли. Мама подарила мне их в честь того, что я стала ходить в детский сад. Я их все время носила, даже спать в них пыталась лечь. Но это же были просто туфли.

Кто мог подумать, что они могут стать причиной такой ревности?

— Ты ненавидишь меня из-за туфель, которые я носила, когда мне было четыре года? — недоверчиво спрашиваю я.

— Нет, не из-за туфель, — возражает Донна. — Из-за отношения к жизни. Тебя и твою идеальную маленькую семью. Девочки Брэдшоу, — передразнивает она. — Разве они не прекрасны? А как хорошо воспитаны.

Да уж. Знала бы она.

Внезапно я чувствую усталость. Зачем девочки годами носят в душе такую чепуху? Интересно, с мальчиками такая же история?