— Я рад, что мы сидим с тобой вот так запросто, словно за столом переговоров, без ссор, без обид, без упреков.

— Это не стол переговоров, я согласилась потому, что не хочу с тобой ссориться из-за наших детей.

— Положим, есть еще несколько причин, но из деликатности я сделаю вид, что я их упустил из виду.

Елена промолчала и отодвинула золоченую тарелку с превосходным жульеном.

— С тобой всегда так. Ты меня удивительно ловко спускаешь с небес на землю…

— Как дела у Ирины?

— В аварии она больше не попадает, как видишь… Ее возит ее молодой человек. К тому же я ей запретила.

— Она будет учиться?

— Категорически отказалась, но я ее убедила, что студенческая жизнь сладка как мед, особенно с ее возможностями.

— Я же говорил, что не против того, чтобы она поступила в хороший вуз, но лучше всего здесь, в Москве.

— Почему не Лондон?

— Есть причины, сейчас я не хотел бы о них.

Белосельский немного помрачнел.

— Все-таки Ирина — моя дочь. У меня много врагов. Я могу гарантировать вам безопасность, только если вы будете здесь, поблизости.

— Вот видишь, как мы страдаем из-за тебя! — с упреком вскричала Елена.

— А ты никогда не думала, что деньги — это бремя и одновременно служение?

— Ой, только не надо проповедей. Я знаю, ты это обожаешь, но только не со мной.

— Не кипятись. Я к тому, что все наши грехи ложатся на наших детей.

— Нам не легче от осознания таких истин.

— Ты вот, например, даже не в курсе, что нашу дочь пытались похитить.

— Что?!

— Конечно, и не раз.

Елена вспыхнула.

— Ты нарочно меня пугаешь?

— Отнюдь… Если бы мои люди не просматривали через спутник чем занимается моя дочь, она оказалась бы в руках каких-нибудь фанатиков.

— Я знала, что ты следишь за нами, но не думала, что все так серьезно.

— Я всегда забочусь о нашей дочери, хоть ты и уверена в обратном.

— Это меньшее, что ты делаешь… Ты глядишь на нас точно сквозь лупу? И что, все мои разговоры и все мои личные вещи также выставляются на всеобщее посмеяние?

— Нет, за тобой я так пристально не наблюдаю. Зачем? Дети — другое дело. Мне совершенно неинтересны твои личные отношения с Никитой. Я и так прекрасно знаю, что он собой представляет.

— Зато он не такой принципиальный, как ты…

— Он обладает и другими качествами, о которых говорить мне не позволяет приличие, да и незачем…

— Какое приличие? Разве ты когда-нибудь считался со мной?

— Мне кажется, что мы с тобой можем договориться.

— О чем ты?

— Как ты знаешь, в моей жизни появилась девушка…

— Кто же этого не знает? Все газеты и журналы пестрят вульгарными заголовками.

— Мне до этого нет дела.

— Ты такой всеведущий и не знаешь кто она…

— Лиза, прежде всего, мой друг…

— Друг? Я не знала, что ты домогаешься дружбы с несовершеннолетними девушками.

— Прежде всего, Лиза — мой друг, — повторил Белосельский. — Я знаю, какая она, какие у нее душевные качества. Я нашел то, что искал уже давно — искренность и неподкупность, желание быть только со мной, а не интересоваться состоянием моего счета в банке.

Елена слушала его с недоверчивой улыбкой на устах.

— Она необыкновенная девушка. Богатство не оказывает никакого пагубного влияния на нее. Ей не нужны ни драгоценности, ни платья… она простая доверчивая девушка, но с сильным характером тем не менее… ей нужен я сам, а не то, что у меня есть.

— Тем хуже для нее… Она еще более ничтожна, чем я предполагала. Рядом с тобой будет просто дурочка, которая быстро тебе надоест.

— Нет, Лиза достаточно умна, чтобы понимать сложные вещи.

— Какие же? Чтобы «окрутить» такого, как ты? Тебе нужна игрушка? А сколько у тебя таких было?

— Все это в прошлом… Я же искал подлинную искренность. Не скрою, зачастую я покупал подобие искренности, фальшивые признания, заглушал свою совесть «голосом разума», но не выходило… На этот раз все иначе…

— Иначе? В каком смысле?

— Я решил жениться на ней.

Елена так и подскочила, чуть не опрокинув бокал с вином.

— Да ты с ума сошел! Это глупо… безнравственно… у тебя и так целый гарем.

Он посмотрел на нее таким строгим взглядом, что Елена поняла, что ей следует быть хитрее, если она хочет использовать этот шаг ее мужа в своих целях. Она не нашла ничего лучше, как рассмеяться. Но смех вышел слишком искусственным и даже хрипловатым.

— Это смешно и постыдно. Ей даже нет и восемнадцати!

— Через несколько месяцев исполнится!

— Рада за нее!

— Довольно иронии, я женюсь на Лизе.

Елена минуту молчала, придумывая хитрый ход.

— А… теперь все ясно! Ты меня пригласил с целью заключить со мной выгодную сделку? Именно этим объясняется твое напускное добродушие и фальшивое благородство.

— Я хочу получить развод!

— Наверное, следовало начать с этого, а не заговаривать зубы, подчеркивая, сколько ты для нас сделал. Тема развода закрыта раз и навсегда, и мы решили к ней вообще больше никогда не возвращаться. И дали даже друг другу слово. Помнишь?

— Да, но все меняется.

— Ты же считаешь себя сверхчеловеком, этаким незыблемым стоиком, правильным, честным, а мы все, разумеется, значительно ниже тебя по уровню?

— К чему этот спор? Я же прекрасно вижу, к чему ты клонишь. Ты ведь с Никитой почти каждый день обсуждаешь, как тебе плохо живется на те средства, что я выделяю, и как вы бедствуете. Я предлагаю прекрасный выход из положения, который позволит вам шествовать по золотой дорожке, усыпанной алмазами и бриллиантами.

— Если ты вздумал так цинично насмешничать, я уйду.

— Ты никуда не уйдешь, пока мы не придем к соглашению.

— Соглашения не будет.

— Почему же? Я отдам тебе компанию, контрольный пакет акций, это составляет около миллиарда долларов, даже больше.

Елена задумалась. Было видно, что она весьма довольна, но из принципа не желает уступать.

— Тебе так легко от меня не освободиться. С пьедестала своего величия и твоей фальшивой значимости ты смотришь на меня, как на инструмент для достижения целей, а не как на живого человека. Ты забыл, что у меня есть свои чувства, вернее, мои гордость и достоинство.

— Если бы это было так, я бы по-другому к тебе относился, — вырвалось у него.