Письмо Майклу самое трудное. Я хорошо его знаю, и одновременно он для меня тайна за семью печатями. Я хожу по кухне, составляю в уме предложения и отметаю их одно за другим. Сказать хочется очень многое, но, не найдя слов, я в конце концов пишу короткую записку.

Я прислоняю конверт с письмом Майклу к кофейной банке, остальные отправлю на наш адрес в Бристоле. И письмо Никите тоже, ее адрес я не помню. Марки куплю по дороге.

Майкл перед сном сказал мне, где располагается табор. Это в окрестностях Ньютауна, небольшого городка на берегу реки Северн, в округе Поуис, Средний Уэльс. На туристском сайте я узнаю почтовый индекс и загружаю в спутниковый навигатор. Я не спала, так что ехать нужно медленно. С тех пор, как Майкл разбудил меня, прошло четыре часа, а кажется, целая вечность. Я прислушиваюсь к себе, ожидая приступа боли.

К выезду на шоссе я спускаюсь по небольшому склону и только там завожу двигатель. Теперь в коттедже его не слышно.

Холмы Дорсета сменяет равнина Сомерсета. Я миную Бристоль – это просто дорожный знак, который быстро исчезает позади. Останавливаюсь на заправке в пригороде Ньюпорта, конверты соскальзывают с приборной панели на пол. Мэри берет трубку не сразу. Соглашается присмотреть за Берти, не задавая вопросов. Потом я звоню Тэду. Когда он отвечает, на заднем плане звучит радио. Наверное, Тэд стоит у окна в спальне, завязывает галстук, думает о событиях предстоящего дня.

Я предупреждаю, что новость плохая, и слышу, как он выключает приемник и садится. Потом я рассказываю ему все. В наступившей тишине повторяю, что она вошла в другую семью, родила дочку. Была не изнасилована и не искалечена, а любима. Он начинает плакать, я пытаюсь сказать ему что-то еще, в том числе о письме, но в ответ он молчит. Потом нажимает отбой.

Я покупаю чашку кофе и тут же выливаю его на землю. Не могу пить, горький.

Еду дальше. Машин на дороге становится больше. Я прибавляю скорость. В Кардиффе сворачиваю к Понтиприту и Мертир-Тидвилу. Это район Блэк-Маунтинс, возвышенность на юго-востоке Уэльса. Начинается дождь, и я веду машину осторожно, потому что дорога петляет при въезде в национальный парк Брекон-Биконс. Где-то здесь устраивал свои фотосессии Тео. Какие живые были у нее глаза на фотографиях! Я один раз привозила сюда Наоми. Ей было лет девять, а может быть, десять. Белокурые косички спрятаны под розовой шерстяной шапочкой. В непромокаемых брюках она впереди меня лезла вверх по склону. А когда стояла наверху на скале, обдуваемая ветром, у меня замирало сердце.

Через четыре часа, прибыв в Ньютаун, я захожу в небольшой паб у заправки. Середина дня. Внутри тепло, пахнет пивом и собаками. Работает музыкальный автомат. За столиками у окна мужчины читают газеты, пьют. Лежащий под столом пожилой колли сонно смотрит на меня. На мой вопрос, есть ли тут поблизости цыганский табор, женщина за стойкой округляет глаза, но молчит.

Мужчина сзади меня слышит мой вопрос и вмешивается. У него мягкий певучий выговор.

– Тут рядом с Лланидлойсом несколько месяцев стоял табор. На старой ферме Хью.

Теперь заговорили все, глядя на меня, не выпуская сигарет изо рта. Курение в пабах запрещено, но тут, видимо, за этим не следят.

– Вороватый народ. Сколько от них было неприятностей в городе!

– А полиция палец о палец не ударяла.

– Цыгане. Почитайте в газетах, как они торгуют наркотиками.

– Одно слово – бродяги.

Я быстро выхожу, не попрощавшись.

Лланидлойс – симпатичный городок со старым деревянным, наполовину крытым рынком. В супермаркете «Бадженс» у транспортной развязки мужчина в коричневом фартуке, расставляющий на полках кувшины с кокосовым маслом, выпрямляется и смотрит на меня сверху вниз.

– Зачем вам туда ехать?

Я говорю, что надо. Он пожимает плечами, берет мою карту и расправляет ее на пустой полке.

– Вот это деревня Сарнау. – Он тычет грязным пальцем в точку на карте. – Поезжайте вон по той дороге. Увидите серую хижину с почтовым ящиком, сворачивайте на следующем повороте налево, а потом еще налево. Дорожка там каменистая, но ровная. Остерегайтесь собак, они у них злые.

Он внимательно смотрит мне вслед. Наверняка ему известно, что вчера там была перестрелка с участием полицейских. Что там сейчас горячо. Но раз женщина пожелала туда ехать, значит, ей действительно нужно.

Я двигаюсь по петляющей, спускающейся вниз дороге. Она узкая, и, чтобы пропустить встречный «Тойота Лендкрузер», мне приходится сдать назад и прижаться к обочине. За ним следует автомобиль с прицепом. Он медленно проезжает, я пытаюсь выехать и тут же опять сдаю назад, чтобы пропустить микроавтобус. Из его окон на меня смотрят дети. Тут же видны сумки, тюки, чемоданы. Цыгане переезжают. Те, кого не арестовали.

Мне надо ехать дальше и свернуть там, где сказал человек в магазине. Может быть, кого-нибудь застану. Вскоре становятся видны ферма и табор. Я ставлю машину, не доезжая до них примерно сто ярдов. Ворота фермы, перетянутые пестрой полицейской лентой, но большинство машин стоят за ее пределами. Вдалеке видны около десятка полицейских в желтых дождевиках. Они чем-то заняты.

Дождь перестает, появляется солнце. У ближайшей ко мне машины, «Лэндровера», какой-то мужчина привязывает к прицепу буксировочный трос. Должно быть, это один из последних членов табора, которым полиция позволила уехать. Темноволосый мальчик лет шести, греясь на солнце, наблюдает за его работой, засунув в рот большой палец. Полицейские не замечают меня, иначе бы остановили. Я подхожу, и мальчик переключает внимание на меня. Мужчина рядом с ним выпрямляется, и я вижу его лицо. Оно выглядит старше, чем тело. Седая щетина. Ему лет шестьдесят. А может быть, семьдесят? Он бросает на меня взгляд и коротко кивает, как будто здороваясь, затем продолжает работу. Через какое-то время выкрикивает слово, которое я не могу разобрать. По ступенькам трейлера спускается одетая в черное женщина средних лет. Длинные темные волосы, голова повязана черным платком. Придерживая на плече холщовый мешок, она свободной рукой берет мальчика и, не глядя на меня, сажает в «Лэндровер». Прежде чем сесть самой, оглядывается на открытую дверь трейлера и произносит с напевным валлийским выговором:

– Кэрис!

Я оглядываю табор. Большинство машин готовы к отъезду. Собак, кстати, нигде не видно. Рядом с мусорными мешками я замечаю пятно обгоревшей травы. Один полицейский замечает меня и машет, приказывая отойти. Я отступаю за ворота.