"Экстрасоларианцы не верят в религию сьельсинов", - объяснил я. "Они спорят об уважении".

"Уважение?" - она прошептала это слово по-джаддиански. "Seiasmo?"

"Сьельсинам нужны Экстры, но у Экстров свои замыслы", - сказал я, уверенный в тот момент, что паланкин - не то, что рекламировали маги. Урбейн говорил о своем желании уподобиться богам, начать новую эру прогресса, эволюции человечества и сбросить имперское иго. Несомненно, они хотели украсть Наблюдателя у своих подельников-сьельсинов, чтобы использовать его силу в своих целях.

"Музугара!" сказал я, привлекая к себе взгляд бывшего принца. "Твои колдуны предадут тебя, ты это знаешь".

Ноздри вайядана с четырьмя щелями раздулись.

"Рака'та ба-Утаннаш, - сказал я. Они принадлежат Лжи. Это было не совсем то, что я имел в виду, но в языке сьельсинов не было простого способа отделить тот простой факт, что колдунам нельзя доверять, от религиозной системы сьельсинов.

"Я знаю!" Музугара оскалил клыки в инопланетной улыбке. "И ты тоже!"

"Они заберут у тебя твоего бога!" сказал я.

"Боги есть боги", - ответил Музугара. "Raka yukajjimn, yukajjimn suh".

Паразиты есть паразиты.

"Юкаджимн!" Все собравшиеся вокруг сьельсины завыли это слово, как будто их генерал высказал какое-то важное риторическое соображение. "Юкаджимн! Юкаджимн!"

Я мог только покачать головой. Музугара - это не Дораяика. Если я не мог вбить клин между сьельсинами и их союзниками-людьми, я бы позволил случиться тому, что должно случиться.

Рамантану подтолкнул меня вперед. "Двигайся!"

Наш спуск был долгим, неловким и медленным, но со временем мы преодолели последнее препятствие и подошли к месту, где зал расширялся до сотен футов в ширину и был полностью вымощен полимеризованным камнем - так похожим по текстуре на мрамор, - который определял архитектуру Энар.

Путь был прямым и широким, как и всякая дорога к погибели.

Впереди нас ждал пантеон, пандемониум Вайарту.

Его темные галереи освещались нашими светящимися шарами. Они висели повсюду, как жирные звезды, слишком близкие, слишком холодные, слишком непостоянные. Рельефные изображения завоеваний Вайарту мерцали в свете, когда мы вошли, и, подняв голову, я увидел сложенные крылья Наблюдателя Масутему, распростертые вверху, прямо напротив входа.

Музугара поднял лицо в знак почтения. Оставив своих людей, вайядан-генерал подошел к центральному помосту и покоящимся на нем титаническим костям. Бывший принц опустился на колени, прижал рогатый лоб к белому полу и, поднявшись, поцеловал безжизненные кости, безгубым ртом пробормотав какую-то молитву.

Остальные сьельсины - кроме тех, что держали Кассандру и меня, - последовали за ним один за другим.

"Dō Anscurhae", - начал Музугара, и я на мгновение задумался над его смыслом. Анскурхэ не звучало как сьельсинское слово. Переход от трели к фрикативу, от "Р" к "Н", не был звуком сьельсина. "Yehelnub".

Я коротко вздохнул. Это был язык Элу, сьельсинов, живших десять тысяч лет назад. Йехелнуб был йелнубеем. Мы пришли. А Анскурхэ был Анасака.

Змей.

"Dō Anscurhae, yehelnub!" - воскликнули остальные сьельсины, вторя своему хозяину.

О Змей, мы пришли.

"Dō Gennarush, yehelnub!" проинтонировал Музугара.

"Dō Gennarush, yehelnub!" - провозгласили остальные.

О Создатель, мы пришли!

"Dō Caeharush, yehelnub!" - сказал вайядан.

"Dō Caeharush, yehelnub!"

Сквозь толпу сьельсинов я поймал взгляд Кибалиона. Крашеный отвернулся.

"Абба". Кассандра была уже совсем рядом. "Что они говорят?"

Я не смотрел на нее, но наклонился так близко, как только мог. "О Наблюдатель, мы пришли".

Полузабытые образы зашевелились в моем сознании. Воспоминания о видениях, о жизнях, в которых я был уверен - почти уверен - никогда не жил. Воспоминания о сьельсине - принце или жреце, приносящем в жертву свою кровь на кургане своих мертвых братьев-сестер, об усиках, тянущихся из темноты. Слышал ли я эти слова раньше? Приходил ли сюда или в другое место, похожее на это, другой Адриан - его воспоминания заложены глубоко под моими собственными? С Дораяикой? С Отиоло? С Валкой? Или один?

Я видел, как Элу преклонило колени и принесло в жертву Аварру, свою пару, перед черепом Миуданара.

"Мы - слуги Великого!" воскликнул Музугара, раскинув руки, стоя на самой верхней ступени помоста. "Наш пророк! Наш король!"

"Yaiya toh!" - ответили сьельсины. "Yaiya toh!"

По твоей воле.

Это были слова, которые Элу сказал своему богу перед жертвоприношением, слова, которые эхом отдавались в истории сьельсинов, определяя их безумную войну против жизни, вселенной… против самого бытия. Как и энар до них, как Сунамасра-Техану, Аравте-Теаплу и все короли Вайарту, сьельсины продали свои души на службе у небытия.

Я сделал шаг вперед, становясь между Кассандрой и возвышением, не сводя глаз с вырисовывающихся костяшек пальцев. Я знал, чего они хотят, что, несомненно, должно произойти.

Но я ошибся.

"Рамантану-ких!" Вайядан сделал шаг вниз, к своим людям. "Psaqattaa".

Выбери.

Какой выбор предстояло сделать однорогому капитану?

Рамантану оглядел своих людей с той же пристальностью, с какой осматривал своих пленников-людей. Он долго смотрел на того, кого звали Тнага. Младший ксенобит вздрогнул. Через мгновение капитан отрицательно мотнул головой в сторону левого плеча. Мигательные перепонки скользнули по чернильно-темным линзам его глаз, и еще через мгновение он повернулся к одному из своих лейтенантов. "Гурази!"

"O . . . O-koarin, Ichakta-doh?" - пролепетал лейтенант. Оно испугалось? "Я… недостоин".

"Ты лучшее, что у меня есть!" Рамантану прижался лбом к лбу своего лейтенанта и, потянувшись, схватил того за рога.

Гурази сделал ответный жест - ему пришлось ухватиться за один из меньших рогов на левом боку Рамантану. Через мгновение лейтенант отступил назад. Ближайшие к нему сьельсины протянули руки, чтобы коснуться того, кто станет их жертвой.

"Гурази-ких!" - произнес генерал Музугара со ступеней, жестом показывая младшему сьельсину, чтобы тот присоединился к нему. "Ты будешь нашим Аваррой. Ты станешь мостом, связывающим это место с Иазыр Кулахом!"

На языке сьельсинов не было слова "да", только хриплый выдох.

Гурази сделал это и, поднявшись, расстегнул застежки, крепившие доспехи к его костюму. Черная кираса упала на мрамор Энар, и двое побратимов подошли, чтобы снять полимерную ткань костюма с узких плеч лейтенанта.

"Они собираются убить его, не так ли?" спросила Кассандра.

Мне оставалось только кивнуть.

Вскоре Гурази, обнаженный, поднялся по ступенькам на помост. У сьельсина не было ни пупка, ни сосков, ни волос на теле. Шесть пальцев на ногах были длинными, изогнутыми и когтистыми, как бритые лапы какой-то кошачьей твари, - сущие пустяки по сравнению с когтистыми пальцами. Оно было абсолютно бесполым, лишенным как мягких геометрических форм самки, так и свисающих половых признаков самца, и все же показалось мне самым