Связи и сходства: стиль и 1770-е гг.

Гайдн был религиозным человеком. Многие его сочинения содержат религиозные посвящения. Величайшее церковное сочинение Моцарта, Большая месса си минор 1783 года, было написано в знак благодарности Констанции за то, что та согласилась выйти за него замуж. Венский церковный стиль подвергался и подвергается постоянной критике за то, что он «больше подходит для танцевальных залов, чем для церкви», как сказал один современник[539]. Это постоянный рефрен в истории церковной музыки, и Гайдн ответил на критику с характерным для него смирением (описывая процесс сочинения «Agnus Dei» в мессе № 4): «Я молился Богу… я испытал радость столь уверенную, что, пожелав передать слова молитвы, я не смог скрыть свою радость и, уступив настоянию своей счастливой души, написал поверх miserere, etc: allegro»[540]. Огни рампы в самом деле сверкают в ранних мессах обоих композиторов; но в них есть множество восхитительных моментов, особенно когда они исполняются в оригинальных оркестровках (часто лишь с двумя скрипками obligato и бассо континуо виолончели и органа – так называемое «венское церковное трио»).

В 1774 году оба окунулись в бурные воды «Бури и натиска». В оратории Гайдна «Il ritorno di Tobia» («монотонной», согласно одному биографу) звучат хоры, «полные жизни и силы»[541], в том числе «Wenn auch in trüben Tagen» (который он позже переработал в отдельный гимн «Insanae et vanae curae»). Минорные тональности и резкие диссонансы формируют экспрессивный облик этой музыки. По случайному совпадению почти идентичная небольшая вихреобразная фраза появляется в финале симфонии Моцарта соль минор, написанной в том же году, – еще одного примера музыки, полной изломанных мелодических линий и нервных жестов на службе у той, которую один современный писатель назвал «новой богиней Тревогой»[542].

Для обоих композиторов контрапункт означал серьезность. Старый «ученый» стиль проникал, разумеется, в церковную музыку, но также постепенно и в камерные и симфонические сочинения, в особенности в их последние части, как в случае «Fuga a quattro soggetti» Гайдна, завершающей квартет до мажор № 2 из шести, написанных в 1772 году. Однако контрапункт этого времени еще не до конца ассимилировал баховскую модель в классицистическую форму. Моцарт близко подошел к этому в двухголосной имитации между верхними и нижними голосами в первых нескольких тактах симфонии ля мажор – контрапункт здесь был материалом разработки, как это позже станет свойственно Бетховену (который делает нечто подобное в своем Концерте для фортепиано с оркестром соль мажор). Позже в последней части Концерта для фортепиано с оркестром фа мажор № 19 1784 года первая тема завершается взрывом фуги – то, что современный музыковед Катберт Гердлстоун называет в другом контексте «имитационным диалогом, своего рода нерегулярным каноном»[543]. Блестящие контрапунктные финалы опер на либретто да Понте и симфония «Юпитер» 1788 года венчают достижения Моцарта в этой области.

Наконец, следует сопоставить творчество обоих в области оперы. Сейчас мало кто знает Гайдна как оперного композитора, однако то был ключевой аспект его неустанных трудов на посту придворного музыканта любящих развлечения Эстерхази. Дошедшие до нас театральные сочинения (некоторые из них сгорели, но были восстановлены композитором по памяти) – это весьма замечательный Гайдн, но не слишком удачная опера. Сочинения, подобные «La vera costanza» 1779 года, вполне способны были развлечь публику в театре Эстерхази, однако по большей части состоят из милых мелодий и весьма прямолинейных гармоний (гневный монолог Розины во втором акте – кульминация всей вещи). В его последней опере, «L’anima del filosofo»[544], не исполнявшейся при его жизни, слышны интригующие попытки двигаться в сторону новшеств Глюка. Но в целом ему, похоже, недоставало внутреннего интереса к драматическому потенциалу, заключенному в противоречиях человеческой души, которым щедро был наделен Моцарт, – быть может, Гайдн был слишком приятным человеком, чтобы писать успешные оперы. Один его современник полагал, что Гайдн стал бы хорошим оперным композитором, если бы посетил Италию. Биограф Гайдна Альберт Диес с этим не согласен: он утверждает, что подражание иностранным стилям было не в характере Гайдна и, кроме того, итальянскую музыку он мог слушать и в Вене[545]. Последнее, как обычно, самоуничижительное слово остается за самим Гайдном. Когда ему предложили написать оперу-буффа для Праги в 1878 году, он отказался, сказав, что «у великого Моцарта не может быть соперников»[546].

Вена: встречи, музыка, чудеса – 1780-е гг.

Ни один из трех великих венских классицистов не родился в Вене. Гайдн посещал ее во время своих зимних каникул, отвлекаясь от службы при великолепном, но довольно изолированном дворе Эстерхази. Моцарт поселился в Вене, сбежав от неспокойной атмосферы провинциального Зальцбурга (и от своего все более деспотичного отца: «Это и ваше, и мое счастье, что я здесь»[547])[548]. Как и в любые другие времена, Вена притягивала их своей насыщенной культурной жизнью большого города: «Быть в Вене – уже развлечение», сообщал Моцарт[549]. Вена была полна музыки – утренней и вечерней, любительской и профессиональной, в домах и на улице. Ее чопорные площади и флегматичные замки видели встречу двух композиторов и, в течение 1780-х годов, того, что биограф Гайдна назвал «благороднейшей и уважительной дружбой двух мужчин»[550].

Последнее десятилетие жизни Моцарта – одно из величайших чудес творческого духа и достижений человека.

Оно началось в обществе Веберов. В 1780 году Алоизия отвергла его ради актера. В 1782 году он женился на ее сестре Констанции, в соборе Святого Стефана, где ранее, будучи мальчиком-певчим, отирал подмостки Гайдн. Музыкальные отношения с сестрами Вебер пережили все эти пертурбации: Моцарт написал одни из своих самых ярких сольных партий сопрано для обеих женщин и их сестры Йозефы. В 1782 году Моцарт стал завсегдатаем музыкальных вечеров барона ван Свитена, встречая там разных музыкальных деятелей, равно как и музыку Генделя и Баха. Среди сочинений этого периода – блестящий оживленный зингшпиль «Похищение из сераля» и симфония «Хаффнер». В следующем году он познакомился с экстравагантным Лоренцо да Понте и в 1784 году стал масоном (Гайдн тоже вступил в масоны, но без энтузиазма Моцарта, и это событие никак не отразилось в его музыке). В те же годы Моцарт сочинил великолепные поздние концерты для фортепиано с оркестром – лирические пьесы, которые он исполнял сам. Среди бессмертных трех опер на либретто да Понте первой была «Женитьба Фигаро», поставленная в венском Бургтеатре в мае 1786 года. Пражская премьера в январе следующего года принесла ему подлинный триумфальный успех,