— И это — прежняя цена?

— Конечно, если не мелочиться. Мы же согласны отстегивать вам за…за…все хорошее. Дело только в проценте. Сколько вы хотите? Договоримся, уверен. Сейчас, думаю, надо решить вопрос в принципе.

— Звучит вроде разумно. Но вы понимаете, что авторитет российского музея ваша музея если не повалит, то наверняка изрядно расшатает? Чтобы восстановить доверие и компенсировать потери вы просто обязаны отстегивать сне двадцать процентов вообще со всей прибыли. Как минимум. Если всерьез хотите сотрудничать.

Макаров надолго замолчал — хороший признак. Трубку же не бросил. Значит, Эдик верно чувствует положение вещей. Он же верит людям. Наконец, Макаров вздохнул:

— Нет, не пойдет. Меня просто… — Он замолчал уже ненадолго. Еще раз вздохнул. — Даже за пятнадцать процентов, если я соглашусь, меня…наверняка в больницу на неделю закатают. С тяжкими телесными…а уж за двадцать…Давайте откровенно — мы предварительно обсуждали вопрос…в узком кругу. Не буду темнить, раз вы так настроены, потолок — это десять процентов. Но со всех прибылей, хоть бухгалтера вашего присылайте. Но от вас тоже — полное сотрудничество и прикрытие.

— Ишь, чего захотели! — возмутился Эдик. — Да вы наглец, батенька. Двадцать — это я из великодушия сказал. На свободу, знаете, хочется. Я даже не видел ваших копий. Может они и впрямь выглядят, как копии? Вы понимаете, как я рискую? Я могу вообще потерять свои доходы, если свяжусь с вами. Бренд, торговая марка Российского музея стоит больше всех ваших доходов. Пожалуй, мне придется подумать о том, чтобы избавится от прокурора своими средствами. Дешевле встанет.

— Копии, конечно…того… — пробормотал Макаров, — ну, явные копии…У нас же нет мастеров вашего класса и ваших технологий. Пузырев ни в какую не шел на сотрудничество. Если вы…согласны поделиться технологиями…ну…поднатаскать наших мастеров мы повысим качество…

— Присылайте в мой центр хоть бригаду — научим и поделимся. Иван Иваныч вел другую политику. Я же стою за объединение культуры. Под началом Российского музея. Ваши доходы настолько возрастут, что двадцать процентов покажутся вам смешными…

— Тогда мы согласны, — торопливо вставил Макаров. — Само собой.

Эдик его понимал. Предложение поделиться технологиями ошарашило Макарова. Он сломался как от нокаута, как сломались монголы, которые тащились следом за упрямыми россами.

— Тогда двадцать процентов ваши.

— И запасники Эрмитажа за двадцать? — насмешливо спросил Эдик.

— Нет, что вы! Пополам, а? Выбирайте. Что сочтете нужным.

— Это в будущем, — отрезал Эдик. — Когда научитесь рисовать, будем делить доходы от реставрации хоть и поровну. А пока только двадцать процентов. Вам. И я выбираю, что надо.

— Хорошо, согласен, — сказал Макаров, изобразив некоторое раздумье. Впрочем оно было таким коротким, что Эдик решил нажать еще.

— Я рад. что мы оба нашли, наконец, общий язык… — сухо сказал он, — в вопросе прогресса российской культуры…которая у вас, увы, не на высоте оказалась. Ну ладно, со мной «косяк» вы упороли не такой большой, мы договорились. А вот с Пузыревым? Вы бы ей хоть пенсию назначили. Это ваш, ваш «косяк».

Очень, очень долгое молчание Макарова сказало Эдику все. Да, как слабо он еще верит людям, оказывается. Хуторковский был прав. Макаров наконец откашлялся и неуверенно сказал:

— ну…мы вообще-то…говорили…как бы…в общем, мы хотели собрать…э-э…какую-то сумму. Помочь вдове. Такое горе. Вдове нашего коллеги, так сказать.

— Хорошо, пусть будет сумма. За «косяки» надо платить. Хоть полтинник отстегните.

— Полтинник — это пятьдесят тысяч?! — Макаров поперхнулся.

— О, Господи, с кем я связался… — пробормотал Эдик. — Нет, это не пятьдесят тысяч.

— Неужели…пять лимонов?! — простонал Макаров. — Но это…чересчур много…Вдова не лопнет?

— Не лопнет. И не подавится. И ладно, пусть будет пять лимонов. Долларов, надеюсь. Косяк, кстати тоже…не маленький. Неудивительно, что Европа не желает иметь с вами дело.

— Если вы настаиваете, мы…э-э…поможем вдове. Но не сразу же. Откуда у нас такие деньги. Попозже, обещаю. Но вы…вы поймите и нас, Эдуард Максимович. Мы же тоже хотим, чтобы по культурному, и мы пытались договориться…но извините…так наезжать намертво, как Пузырев…а что бы вы сделали на нашем месте?

— Я не тот человек, который мог бы оказаться на вашем месте. Я бы все равно попытался договориться. Но…я вас могу понять. Я больше вашего имел дело с Иван Иванычем. Тут он был не прав. Вы все-таки Эрмитаж.

— Вот именно! — обрадовался эрмитажник. — Если б даже бумеранги проехали мимо…ну, вы ж понимаете? Мы просто защищались.

— Только это вас и может извинить…отчасти, — сурово сказал Эдик. — Но почему должна страдать безвинная вдова?

— Она не пострадает, Эдуард Максимович. Вы правы, лучше по культурному. Да, надо, надо нам работать…э-э, над культурой…даже в мелочах.

— Вот именно…мелочей тем более не бывает. Или вы думаете, что пытки, которые применяет ваш волчара, тоже мелочи?

— Не может быть! — поразился Макаров. — Пытки? Троекуров?!

— Представьте себе, — обиженно сказал Эдик. — Такого даже от вас я не ожидал.

— Не может быть… — разволновался Макаров, — не могу поверить. Он же придурок, он пальцем никого не трогает, все только по закону…неужели он вас бил?!

— Нет, — вынужден был признать Эдик. — Но…тем не менее. Пытки бывают разные. И этот ваш косяк простить трудней всего…даже не знаю…

— Это не мы… — заныл Макаров, — гадом буду…он с ума сошел.

— Все равно, это ваш косяк, — отрезал Эдик. — Вы мне в душу плюнули. Я тут стараюсь, блин, для российской культуры, а вы…

— Ну, что вы еще хотите? — уныло спросил Макаров.

— Не перебивайте. Так вот, я тут стараюсь, стараюсь, а меня, как последнего бомжа…разве не обидно?

Макаров молчал, и Эдик успокоился.

— Короче, я хочу восстановить самоуважение, понятно? В общем, организуйте мне орден. И чтоб не какой-то там второсортный…

— Орден? — обрадовался Макаров. — Да какой разговор! Что ж вы сразу не сказали? Вам какой?

— Чтоб сверкал. Брюликов побольше…

— Андрея Первозванного — пойдет? Дорого, но я лично сделаю. Организую, во что бы то ни стало.

— Ну, этот пойдет, — решил Эдик. Название явно знакомое, значит орден достаточно ценный. — А вы сумеете?

— Ну, еще бы… — самодовольно сказал Макаров, — президент России, как вы знаете, из Питера. К нашему мнению прислушивается… Буду счастлив возместить, так сказать, ваши моральные потери. Пытки…кто бы мог подумать? Примите наши извинения за этого…ну, что с прокурора взять? Мы его оттащим от вас, уже на днях, отвечаю. Это все?

— Надеюсь. — Эдик хмыкнул. — Сначала посмотрю, как вы сумеете вырвать меня из его пасти.