– У меня нет другого выбора.

– Ты сможешь проведывать нас время от времени? Меня и Эллу? Или, если ты не можешь приезжать сюда, мы могли бы навещать тебя?

Мама молчит, и я понимаю, что ее ответ меня не обрадует.

– Это опасно.

– Я никому не скажу.

– Ты себя выдашь.

– Нет, не выдам! – Я отнимаю руку, горячие слезы щиплют глаза.

Мама вздыхает.

– Если полиция узнает, что мы с Томом на самом деле живы и что ты знала об этом – а значит, была соучастницей нашего преступления, укрывала меня, – тебя арестуют. И посадят в тюрьму.

– Мне все равно!

– Том не успокоится, Анна. – Мама говорит тихо, медленно, не сводя с меня глаз. – С его точки зрения, я его предала. Обвела вокруг пальца. Он не успокоится, пока не выяснит, где я. И он не погнушается воспользоваться тобой, чтобы найти меня. – Она ждет, пока я полностью осознаю смысл ее слов.

Слезы градом катятся по моим онемевшим от холода щекам. Если бы я хотя бы узнала, где находится моя мама, уже от одного этого мне бы угрожала опасность. И Марку с Эллой. Я оглядываюсь на дом, где за окном мирно дремлет в качалке Элла. Я не могу позволить, чтобы с ней что-то случилось.

– Это единственный выход.

Я заставляю себя кивнуть. Это единственный выход. Но как же непросто принять его. Для всех нас.

Мюррей

– Ты думаешь, она была замешана с самого начала? – Ниш попыталась оттереть пятно на колене. Она сидела за столом на кухне у Мюррея, поставив чашку чая рядом с грудой бумаг.

– В протоколе с ее показаниями говорится, что она была на конференции в тот день, когда Том «пропал без вести». – Маккензи нарисовал в воздухе кавычки. – Организаторы конференции подтвердили, что она прошла регистрацию, но не смогли сказать, когда именно она уехала.

– Таким образом, ее алиби вызывает некоторые сомнения.

– Она не инсценировала их смерть.

Ниш и Мюррей посмотрели на Сару. До сих пор она сидела молча и слушала, как двое коллег обсуждают подробности дела.

– Почему ты так уверена? – спросила Ниш.

– Потому что она попросила возобновить расследование. Это нелогично.

Ниш уже поднесла чашку к губам, но не отпила, раздумывая над возможным объяснением поступка Анны.

– То есть кто-то прислал ей эту открытку, чтобы сообщить, мол, ему известна правда. Открытку увидел ее муж, и Анна принесла ее нам, потому что именно так бы и поступил невиновный человек на ее месте.

– Он был на работе. И открытку увидел только потом.

Ниш отмахнулась, будто это возражение не имело никакого значения.

– Ну пусть почтальон или сосед. Главное, что ее обращение в полицию было двойным блефом.

Маккензи покачал головой:

– Я не согласен. Это огромный риск.

– Когда она сказала тебе оставить это дело? – уточнила Сара.

– На следующий день после Рождества. Я звонил ей, а она бросила трубку, – объяснил Мюррей, ведь Ниш еще не знала об этом. – Дважды.

– Значит, она все выяснила в период с двадцать первого по двадцать шестое декабря. – Сара пожала плечами. – Это очевидно.

– Спасибо, лейтенант Коломбо. – Маккензи ухмыльнулся.

– И что теперь? – осведомилась Ниш.

– Нам нужны улики. Покупки телефона недостаточно – особенно учитывая тот факт, что в момент преступления Анна Джонсон якобы находилась далеко от Истборна. Я не могу заявить, что двое числящихся мертвыми людей на самом деле живы. И не могу вломиться в дом на Кливленд-авеню и арестовать Анну, не имея ни малейших доказательств того, что Джонсоны живы и она об этом знает.

– Нужно рассуждать логически, – предложила Сара. – Зачем люди инсценируют собственную смерть?

– «Тяжкое бремя бытия», так, что ли? – рассмеялась Ниш. – Ты так говоришь, будто люди постоянно совершают что-то подобное.

– Ну, был тот мужик с каноэ, – стал вспоминать Мюррей. – Там мотивом было получение страховки. И тот политик в семидесятые – как его звали? Стон… Стоун?

– Стоунхаус, – подсказала Сара. – Оставил одежду на берегу в Майами и сбежал с любовницей. – Долгие годы просмотра викторин сделали Сару настоящим экспертом в таких вопросах.

– Значит, секс и деньги. – Ниш пожала плечами. – Как и в случае с большинством преступлений.

Если бы только один из Джонсонов исчез, Мюррей предположил бы, что секс мог выступать мотивом, но, поскольку Кэролайн последовала примеру Тома, представлялось маловероятным, что Том сбежал с любовницей.

– У Тома Джонсона было очень много денег.

– Значит, Кэролайн дождалась, пока ей выплатят деньги по страховке, а потом присоединилась к Тому в Монако? Или Рио-де-Жанейро? – Ниш перевела взгляд с Маккензи на Сару.

– Она получила страховку, это верно, но все деньги достались Анне. Если Кэролайн и наслаждается жизнью в каких-то далеких краях, она делает это за чей-то чужой счет.

– Либо они хотели сбежать по какой-то другой причине, – предположила Сара. – Анна же получила деньги. Или они договорились разделить эту сумму на троих и сейчас просто выжидают, пока все уляжется.

Маккензи встал из-за стола. Все это было бессмысленно. Разговор пошел по кругу.

– А не пора ли мне заглянуть на огонек к Анне Джонсон, вы не находите?

Анна

Мы обводим взглядом сад: груды листьев, которые предстоит сжечь; приведенный в порядок лавр в горшке; подрезанные розы.

– Сейчас все это смотрится не очень привлекательно, но весной ты увидишь результат.

– Жаль, что тебя здесь в это время уже не будет.

– Поставь-ка чайник. – Мама обнимает меня за плечи. – Я думаю, мы заслужили чашечку чаю после всех наших усилий.

Оставив ее в саду, я забегаю в дом, сбрасываю резиновые сапоги, закрываю дверь. Только когда чайник закипает, я выглядываю в окно и вижу, что мама плачет. Ее губы шевелятся – она разговаривает со своими цветами, прощается с садом.

«Я присмотрю за ним», – мысленно обещаю я ей.

Итак, я завариваю чай, позволяя маме побыть наедине со своими мыслями. Ей это нужно. Интересно, она опять отправится на север страны или найдет себе новое место? Надеюсь, что когда-нибудь у нее снова будет сад.

Выловив чайные пакетики, я бросаю их в мойку и неуклюже подхватываю две чашки одной рукой, собираясь второй открыть дверь в сад. Но не успеваю я пройти по кухне, как в дверь звонят.

Замерев, смотрю на маму сквозь стекло. Не похоже, чтобы она что-то услышала. Отставляю чашки, пролив чай на стол. Темная лужа растекается по сосновой столешнице.