litbaza книги онлайнИсторическая прозаГенерал Снесарев на полях войны и мира - Виктор Будаков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 64 65 66 67 68 69 70 71 72 ... 157
Перейти на страницу:

Лето жаркое, жара страшная. Недели сражений чередуются с неделями затиший. Не хочется даже читать. Снесарев отмечает: «После двухмесячного перерыва сели играть в карты, но я весь извёлся: то мне казалось, что думают слишком долго, то жара томила, то изводили трубокуры…»(Карты — слабость Снесарева, разумеется, это не рулетка Достоевского, но было нечто сближающее их и здесь; главное же, изначально — оба военные, один — имевший военно-инженерное образование, другой — однажды надеявшийся его иметь; оба — мыслители, православные государственники.)

9

В июле пришел Высочайший приказ о награждении Снесарева орденом Святого Георгия за прошлогодний декабрьский бой у Посада-Работыцка. Но нерасплесканно-полной радости не было, может, из-за несколько формальной и усечённой оценки Государственной думой подвига его полка, ни мало ни много восстановившего блокаду Перемышля: «…забыто сказать, что мой 3-батальонный полк бросился на целую мадьярскую дивизию, т.е. на 4 полка… Конечно, я получил награду, и значит, мой подвиг награждён, но полк теряет». Но более всего его огорчает невнимание именно полка, вернее полкового начальства. Он получил поздравления от выпускников Московского университета и Академии Генштаба, близких сослуживцев, и только в последнюю очередь — от родного полка: «…Почему так поздно, да и не так удачно… В полку, по-видимому, началась переоценка ценностей: пошли вверх люди недостойные и вообще некрупные, в опалу попали люди большие, мужественные и надёжные. Очевидно, режим выдвинул людей, умеющих подогнуться и ответить мягким да…»

(Что поделать, так по всей стране, да и во всём мире, да и во все времена.)

10

За несколько дней до 22 июня 1916 года — трагического, пораженческого дня его дивизии — Снесарев, ничему, казалось бы, на войне уже не привыкший удивляться, удивляется массе пленных: австрийцев, мадьяр, чехов. Непроизвольно думает о товарище-враге Салагаре, с которым они определяли пояс границы, хлопоча и споря иногда из-за полуверсты. «Теперь придётся отдать огромные площади! — восклицает он, не называя, но подразумевая, кому отойдут эти площади, словно на миг забывая роковые превратности войны и мира, движущие ими иррациональные, а подчас и человечески-притаённые, закулисные силы, но тут же и выравнивая своё суждение, отмечая им уровень всесильного и непредсказуемого: — Так сильна и велика война по её влиянию на судьбы народов и царств: в мирное время спорят с пеной у рта из-за пустяка, клочка земли, а пришла война и всё смела, нивелировала, перевернула вверх дном старые порядки, права и собственности и всё сделала по-своему… на всё наложила могучую печать своей силы и власти».

Но вот 22 июня, в будущей войне роковой первый день, а здесь роковой для дивизии, в которой Снесарев — начальник штаба. Деревня Зивачув — какое невнятное, зевательно-чавкающее, вязкое название! Что же случилось? Ханжин из дивизии ушёл. Прискакал генерал Вирановский, ухватливый, имеющий смутное представление о чести, не лишённый остроумия, нравящийся женщинам и даже молодым офицерам, поскольку позволял вольности, на войне неуместные. За командование сугубо стрелковыми частями, а также лёгкость нрава и нацеленность на женщин прозван Стрелком. Но против австрийцев он оказался стрелком никудышным. Ханжин бы не дал погубить дивизию. А Стрелок…

И вот осмысление всего случившегося в дневниковых записях за последнюю треть августа. Снесарев находился на холме у деревни Герасимув, близ шоссе. Бой начался с утра, а потерю его пульса начальник штаба почувствовал в полдень. Австрийцы перебарывают и огнём, и тактикой. Тогда он отправляется в 45-й полк, на себя принимающий главный удар. Наблюдательный пункт командира полка полуразрушен и деморализован. Много убитых. Погибли почти все офицеры. Перебиты телефонисты, связь потеряна. Командир полка в крайнем удручении: осталась треть полка, ослабленная духом и сердцами, с кем наступать, а тут начальствующие крикуны на безопасном отдалении приказывают атаковать и непременно взять Зивачув и высоту 353. «Что же? Взять так взять. Поднялись… и умерли».

А ведь не надо было носить генеральских звёзд, не надо было дослуживаться до командира корпуса и начальника дивизии, чтобы упредить поражение, видимое даже невоенному человеку: если дивизия заступает на позицию в ночь, а утром ей приказано атаковать, можно ли ожидать чего-то победного? Разве не разумнее было дать осмотреться, почувствовать почву и дух местности, разузнать, что такое этот Зивачув, разузнать, сколько австрийских солдат и пушек, где им выгоднее всего наступать и отступать.

«…Что же должен был делать начальник дивизии? Или просить два дня для осмотра, или требовать обстановки. Ни то ни другое сделано не было… и дивизия легла.

…Начинают подыскивать стрелочника… А почему бы не съехаться в штаб корпуса, обсудить, сделать искренний вывод и иметь мужество послать его дальше: была неудача, но на ней учимся, чтобы избежать повторения таковых в будущем… И во всём этом вновь не видно военного воспитания…

…Моя белая страница, мне нечего сегодня занести на твоё поле. Душа моя суха, и кто её высушил, не знаю…»

Было отчего душе быть сухой! Он, берёгший солдата, видел, как по приказу свыше ложились они снопами в несчастном бою у Зивачува. Несчастный день — 22 июня. А ещё недавно, 28 мая, был славный бой, которым руководил Снесарев и за который новоявленный начальник дивизии Георгий Николаевич Вирановский, увиденный сослуживцами как Стрелок, а Снесаревым как «пустобрёх, фантазёр и трус», ловко получит орден Святого Георгия.

Поучительный июньский бой вызвал сгусток переживаний и камнепад мыслей. Ясно было: «После войны должна появиться целая литература и притом столь сложная, нервная и противоречивая, что в истине не нам суждено будет разобраться. Ещё вопрос, разберётся ли поколение наших сыновей, которое выступит на сцену мыслителей, толкователей и дирижёров не ранее как через 25 лет».

11

В июле Снесареву предлагают штаб особого корпуса, в котором корпусный командир — Зайончковский. Дал согласие. А пока ждал нового назначения, в дивизию пожаловали японцы: из Генерального штаба генерал-лейтенант Масатиро Фукуда, полковник Исазака, главный атташе при Ставке полковник Одигири, военный агент в Петрограде капитан 1-го ранга Арая, капитан Ямамото и подполковник Йеда. С ними флигель-адъютант граф Замойский и ещё несколько сопровождающих. Побывали на наблюдательном пункте, возвратясь, отменно отобедали. Начальник дивизии Вирановский — большой дока привечать гостей. Вина как воды в Японском море. Но гости пьют, а ума не теряют. Спрашивают по делу, отвечают по существу.

У Ямамото — орден Сокола, по значению равный ордену Святого Георгия. Ордену сопутствует легенда: в незапамятные времена микадо на войне заблудился с большим войском так, что, казалось, уже и не выбраться из враждебных горных теснин. И тут на дереве увидели сокола. Тот взлетел и полетел тихо, оставляя за собой, словно розоватый пояс, ясно видимый след, за которым войско и проследовало. Выйдя на удобное для битвы холмистое поле, столкнулось там с врагом и победило его. Так что орден дают тем, кто идёт в бой впереди и ведёт за ним ступающих к победе. «Легенда восходящего народа», как выразился Снесарев. Он же сразу почувствовал уровень японской гостевой делегации: «Все шесть — люди серьёзные. По некоторым брошенным фразам Фукуды видно, что военное дело понимают в корень… Воевать с ними, конечно, будем, но в голову или после англичан, вот в чём вопрос?»

1 ... 64 65 66 67 68 69 70 71 72 ... 157
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?