…возможно.

Меж тем панна Белялинска вдруг взвизгнула и, подхвативши юбки, крутанулась.

— Не трогай меня! — взвизгнула она. — Не смей! Феликс, что ты позволяешь, что…

— Он ничего уже не позволяет, — Катарина никогда не умела преподносить подобные новости. — Он умер.

Князь приподнял бровь.

Удивлен?

Нет, скорее играет удивление. Мария вновь рассмеялась и от смеха у нее мелко и часто тряслись плечи, а потом смех перешел в икоту, икота — в слезы, и очередная пощечина жениха оборвала рыдания. Жених же вытер пальцы платочком и пробормотал что-то.

Ему жаль?

Ложь.

Младшая дочь нахмурилась.

— Как не вовремя, — пробормотала она, и Катарина удивилась, что услышала эти слова, произнесенные даже не шепотом.

Но ни удивления в них.

Ни сожаления.

— Надо же, какая печаль, — громко произнес Вилли, потягиваясь. И голую грудь почесал. — А то у нас тут свадьба… как бы не пришлось отложить.

Сказано это было явно с намеком. Но кому он адресовался? Панне Белялинской, больше некому. Только она не слушала. Она вдруг отшатнулась от князя и повернулась к стене. Уставилась в эту стену, будто видела что-то, иным недоступное.

Шелковые пальчики скользнули по щеке.

Замерли.

И ткнулись в глазницу…

Панна Белялинска вздохнула. Стянула перчатку зубами и потом, всецело сосредоточившись, не ведая занятия иного, более важного, попыталась вырвать себе глаз.

Князь не позволил.

— Что… что она делает? — слабым голосом поинтересовалась Бавнута, изрядно растерявшая прежний апломб.

— Сходит с ума, — любезно пояснил князь, скручивая панну Белялинску.

И благодарно кивнул, когда Катарина подала шелковые чулочки. Оно, может, и не веревка, только не хуже стянет руки. Панна Белялинска верещала и трепыхалась пойманною рыбкой.

А уж какие слова говорила… не в каждой подворотне такие услышишь.

— Это… это все вы виноваты! — младшая Белялинска заломила руки. — Вы нарочно, да? Вы… вы взятку у них вымогали! А когда папа отказался, убили его!

Она сорвалась на визг.

И Анджей на пламенную эту речь ответил парой вялых хлопков.

— Браво, родственница дорогая будущая… давай-ка и без того здравую мысль разовьем. Вы не против, князь? А если и против, какая разница… итак, что мы имеем? Мой будущий тесть скоропостижно скончался после разговора с вами, пан Себастьян. Экая незадача. Моя будущая теща сошла с ума…

— Его убили гончие… — Катарина понимала, что влезать в этот разговор неразумно, однако и дальше молчать терпения не хватало.

— Гончие? Как любопытно… хольмская штучка? А это даже лучше… преступный сговор… вы, пан Себастьян, привели сюда особу, которая убила моего тестя с помощью хольмского чародейства. Заметьте, не просто какого-нибудь там побродяжку, но известного в городе купца.

Он оскалился.

А Катарина ощутила легкое дыхание за спиной.

Она оглянулась. Так и есть, ледяная гончая не исчезла, она села и сидя, оказалась почти в рост Катарины. Гончая улыбалась. И взгляд ее сизых талых глаз был разумен.

Ей смешно?

И над чем она смеется?

Или над кем? Над этим человечишкой, которому вздумалось запугивать князя? При том напуганным князь отнюдь не выглядел, скорее уж утомленным и заодно разочарованным, будто бы большего ждал от людей. Или над Катариной с ее демоном и демоновыми сомнениями? Над безумной панной Белялинской, которая все никак не желала успокоиться и ерзала, поскуливая, норовила вытянуть руку из шелково-чулочное петли.

Как знать?

Но если гончая не ушла, то…

Почему?

Не всех забрала? Или же…

…гончая подошла к мертвецу и, ткнувшись носом в руку с круглым камешком, заскулила.

— Скандал-с… одного убили, другую лишили разума… да с дюжину человек присягнут, что еще ныне утром моя дорогая будущая теща была более чем в своем уме. А тут вдруг…

— Меньше запретной волшбой баловаться надо, — веско произнес князь и, не выдержав, потерся спиной о стену. — Извините… у вас тут дома такая чернота, что меня попросту тянет в крылья завернуться.

Он стянул пиджак, который бросил на спинку стула, и далее не умея себя сдержать, выпустил-таки крылья.

…невозможно.

…гончие приходят от имени Его…

…или ей было позволено так думать? А если…

Гончая потерлась о камень, который стал просто камнем, будто подернулся изморозью, и исчезла.

На ранней стадии брака супружеский долг исполняется, позже — приводится в исполнение.

Жизненное наблюдение пана Циюна, счастливо состоящего в браке двадцать семь лет.

А небо прояснилось.

И потеплело вдруг, будто то, что произошло в доме, вытянуло все силы у зарождающейся бури. Снег еще шел, но редкий, остаточный.

Хотелось пить.

И отнюдь не воды. Или просто упасть и… в отставку, немедля. И к матушке под крылышко ейное, в дали далекие, за границы, чтоб ни заклятьем, ни приказом, ни каким иным способом извлечь невозможно было. Конечно, порыв сей являлся явственным свидетельством трусости, каковую слуга государев испытывать был не должен, однако Себастьян был далек от мысли о собственном совершенстве.

…матушка.

…тихий аглицкий городок. Непременные чаепития о пяти часах пополудни, да без самовара, но со столиком на колесах, канапе и пустыми разговорами. Визиты дам элегантного возраста, старинных матушкиных знакомиц, каждая из которых всенепременно Себастьяном восхитится. Хорошо, воспитанием связаны, за щечки щипать не станут… и то, не факт.

Зато припомнят всех родственниц подходящего брачного возрасту, ибо неприлично мужчине в столь зрелых годах на свободе оставаться. Это просто-таки свинство полнейшее по отношению к современным идеалам и матушкиным планам.

А безумцы… что безумцы, одним больше, одним меньше…

…получасом раньше Себастьян разломил тревожную палочку.

— Что с ней будет? — на крыльцо выглянула Катарина. — С этой женщиной. Ей помогут?

…два экипажа.

…и позевывающий дежурный, которому по протоколу надлежало бы оставаться в полицейском управлении, однако же он, то ли любопытством мучимый, то ли жаждою продемонстрировать немедля служебное рвение, явился пред начальственные очи. И с ним — с полдюжины молодцев с револьверами.

И при дубинках.