Гейл не слышит или старается не слышать.

— И вот ещё что меня там приятно удивило… За несколько часов этот оркестр, в котором этот мальчик служит, его зовут Александр, фамилия Смирнов…

— А, русская водка Смирнофф? — оживляется молодой человек. — Знаменитая фамилия. Родственник, да?

— Нет, не водка, но он тоже будет знаменитым. Так вот, за один вечер и одну ночь они не только расписали, разобрали и сыграли мне то произведение… Но и целое представление изобразили на плацу, оживили музыку. Это нужно было видеть. Невероятные молодцы, несмотря, что русские. Правда первую часть только оживили… Но за одну ночь! За одну! Не знала бы — не поверила.

— И правда так здорово?

— Не всё, конечно! Но здорово! Великолепно! И они так старались! Так хотели выразить тему, настроение… Я им очень за это благодарна. Они достойные музыканты. Хотя и… Им бы руки другие, бережные, с пониманием… Ладно, не будем о грустном. — Гейл остановилась, вслушиваясь в мелодичный сигнал и последовавшие за этим слова радиоинформатора о начале регистрации авиарейса по маршруту Стокгольм-Париж-Нью-Йорк. — Это твой, Стив. Извини. Я расстроена. — Заметила Гейл.

— Да, — заторопился и Стив. — Но я всё же очень рад, что увидел тебя. Что ты не зря съездила, что выглядишь свежей, юной… Ты красивая у меня, обаятельная! Энергичная! Я очень хочу тебя… — после короткой заминки Стив продолжил, — обнимать, целовать, видеть тебя счастливой. А у тебя глаза почему-то грустные. И я огорчён. Я думал, обрадую тебя.

— Я рада. Правда, рада. Только не торопи, Стив, я ещё… — девушка хотела сказать, что не поняла ещё, что с ней произошло, там, в России, почему она почувствовала другое отношение к Стиву, что заставило жизнь повернуться другой гранью. Не смогла сказать, потому что сама ещё не понимала, не разобралась. Ей нужно было время, возможно много больше, чем хотел Стив. Глядя в его любящие, но растерянные и расстроенные глаза, девушка не стала его огорчать, произнесла хоть и торопливо, но правдиво. — Но ты у меня самый лучший, самый верный, самый надёжный, самый-самый!

— Я это знаю, помню, и… с нетерпением жду окончания твоих… размышлений.

«Производится регистрация…», вновь проинформировал мелодичный голос из невидимых динамиков.

Спортивные соревнования в армейских полках и подразделениях проводятся часто. Даже очень часто. В России, СНГ, Китае, Европейских армиях, армиях Блока НАТО, — во всех. Время воскресное, во-первых, занять; «дурную» энергию сжечь; «физику» солдатскую встряхнуть-подкачать; и в-четвёртых, в отчёте о проделанных мероприятиях «галочку» поставить. Чтобы дух спортивного состязания не угасал, его искусственно поддерживают. От военно-спортивных, до волейбола/футбола, и легкоатлетических. Добровольными эти мероприятия назвать нельзя, скорее наоборот, но если предоставляется возможность в приказном порядке волейбол через сетку покидать, или за футбольным мячом побегать, тут, пожалуй, даже музыканты оркестра или рота ХОЗО, особо не возражают. Если, к тому же, в таблице полковых соревнований заявлены и подписью командира полка утверждены. «Ол-ле, ол-ле, ол-ле-е-е, значит… Оркестр-р, впер-рёд!»

Сегодня именно так. В полку воскресенье, как и во всей стране, безделье — выходной. На спортивной площадке мотострелкового полка — футбол. Спортивное соревнование местного масштаба. В принципе, звучит ещё проще — зачёт по физо. Команда музыкантов, против сборной команды контрактников полка выставлена. Обе команды «голые». Сборная полка в одних трусах красуется, музыканты, чтобы судья не путал, в разного рода трико щеголяют. На ногах у всех либо видавшие виды кроссовки, либо их подобие.

На воротах музыкантов стоит Женька Тимофеев. Кобзев, Мальцев, Санька Смирнов — нападающие. Чепиков, Завьялов, старшина Хайченко и Трушкин — защитники. Второй тайм. На самодельном табло мелом нарисованы цифры 4–0. С таким счётом музыканты проигрывают зачётный матч. Вратарь музыкантов, Тимофеев, непривычно рассеян, не собран, реагирует с секундным опозданием не только на окрики друзей, но и на нападающих, даже на сам мяч… Музыканты нервничают, возбуждены… Вокруг сотни полторы солдат. В большинстве своём в плавках, пилотках на головах, многие в сапогах, иные в тапочках, здесь же и с десяток офицеров. Все рьяно «болеют», попутно загорают на солнце, принимают воздушные ванны, активно тренируют голосовые связки. Ор стоит, всем орам ор. Обычные в таких случаях страстные эмоции. В армии это особенно слышно. Судья — зам командира полка по физо майор Зимин. Сам как шар. Суетится у всех под ногами, путается, запинается, падает… Как и положено — истошно в свисток свистит.

К концу матча команда музыкантов всем составом, забыв про свои ворота, как в хоккее, отчаянно бросается отыграть хотя бы один мяч, чтоб размочить… Но защитники соперников ловко отбирают мяч, пасуют его своим нападающим, и те — почти беспрепятственно, обыгрывая вратаря Тимофеева, вгоняют мяч в пустые ворота, пожалуйте вам, очередной… «Гол-л-л!», «Го-о-ол!», О-о-о-о…

От дальнейшего роста забитых мячей, спас судья, в свисток дунул, замотал суматошно руками… Всё-всё! Время. Кранты! В смысле, конец матча.

Усталые, потные, грязные, стаскивая обувь, трико, музыканты набрасываются на Тимофеева…

— Ёпт, дырка, дырка! Все голы из-за тебя… Проиграли! Надо было сразу сменить тебя… — стонет Кобзев.

— Ты что, специально, да? Подыгрывал, да? — нависает над бывшим вратарём Мальцев. Сам по себе он рыжий, когда нервничает или волнуется, на лице отчётливее проявляются конопушки, словно Генка под дуршлагом загорал.

Тимофеев вяло огрызается. Явно не его день сегодня.

— Я? Нет… Просто защита… — переводит стрелки. Это слышит Хайченко, старшина, Константин Саныч.

— Что? Какая защита? — В запале ещё, защищаясь, орёт Хайченко. — Да мимо меня ни один «сундук» с мячом не прошёл, — это он о «вражеской» контрактной силе так небрежно отзывается. — Ни разу… Я, мы… Мы хорошо играли, нормально…

Трушкин азартно это подтверждает. Армянское лицо Трушкина сейчас особенно выразительно: пыльное, в потных потёках, уши красные, на лбу и локтях ссадины…

— Мамой клянусь, старшина на подходе ещё всех валил, и я так же… Ол-ле, ол… Мы им!..

Он правду говорит, именно так и было. Как и то, что валились они обычно все вместе, барахтались в пыли, как на борцовском ковре. Один судья и мог их растащить, и то не сразу…

— Я же кричу тебе, смотри, Тимоха, — мельничными крыльями, машет руками Хайченко. — Слева тебе сейчас — этот — ударит, слева, а ты смотришь вправо…

— Причём тут зашита, — вступается Завьялов. — Правый край нападения у нас не работал… Меньше пива надо пить Мальцеву, и больше распасовывать, а не Бекхема из себя изображать… Тоже мне ещё Марадона.

Мальцев парирует.

— Я не Марадона, я Эспозито, если хочешь знать… И вообще, с больной головы не надо на нас… Не надо! Голы пропустила защита, а не нападение… Защита! Нас блокировали…

В общем бедламе разборок один только человек похоже не участвует, сам виновник поражения, Тимофеев. Не понятно к кому вообще, и зачем именно сейчас, он вдруг произносит: