Девушка согласно закивала головой.

— Я это понимаю. Мне кажется, я именно это и видела… там… Но… Вы не думаете, сэр, что вне зависимости от наших с вами желаний, процесс интеграции уже давно идёт? И в финансах, и в военных областях, и в науке и демографии… Везде…

— Увы! Здесь вы правы… — дама поджала губы. — С этим уже много проблем… Много.

Выдержав паузу, Гейл продолжила.

— Мы уже выпустили джина из бутылки, его обратно не загнать… С этим нужно считаться. Тогда, может, в первую очередь в культурных областях и нужно активно сотрудничать? Поднять их до нашего уровня! Показать кем они могут быть… Я, господа, в этом вопросе беспристрастна, я вне политики, как, полагаю, и вы должны были бы быть… Я, мы с вами, предлагаем на конкурс не страну, не политическую платформу, даже не автора, а музыку, композицию. В этом и есть достоинство конкурса, как я полагала… Кто он — автор — и откуда — узнаем тогда, и только тогда, если его работа возможно будет признана, отмечена… — Гейл умолкла, оглядев своих собеседников, с обидой продолжила. — Я не знала, что конкурс будет иметь такую политическую окраску… Надеюсь, об этом не узнают газетчики… Я представляю, какой шум они поднимут… Я — гипотетически…

Дама, сводя всё к шутке, в притворном испуге замахала руками.

— Подождите-подождите… Мы же доверительно, дорогая моя, в рамках этого кабинета, мисс Гейл! Мы же размышляем, думаем… О таком здесь вообще никто не говорит, и не подразумевает. Мы действительно вне политики. Мы беспокоимся… печёмся об авторитете Конкурса… Мы — своеобразный камертон… Мы — пропуск в большую музыку, в большую жизнь… На нас же ответственность! Понимаете?

— Понимаю. Поэтому и прошу, — без улыбки подчеркнула девушка. — Даже настаиваю. Я имею такое право, и ответственность свою понимаю.

Председатель шутливо развёл руками — он сдаётся!

— Хорошо-хорошо! Мы же не против. Мы только размышляем: успеем — не успеем.

— Успеем! — заверила девушка. — Конечно, успеем…

Торопливо выйдя из офиса, Гейл Маккинли села в такси, поехала на репетицию оркестра.

Оркестр работал. Большой Королевский симфонический оркестр проигрывал произведения представленные на конкурс. Лучшие музыканты, которых удалось воспитать, или переманить из других стран, гордость Швеции, гордость Её королевского Величества, Европейская гордость, сейчас выглядели по простому, в повседневных одеждах, с разного рода прозаическими сумочками, рюкзаками, портфелями возле своих стульев. Многие музыканты были в домашних тапочках. И дирижёры, их было человек пять-шесть, тоже во всём повседневном, кто в теннисках, открытых майках, в джинсах, шортах, кто в сабо, некоторые в шлёпанцах…

Вокруг репетиционного места уже активно суетились телевизионщики, осветители, администраторы, помощники режиссёров, ассистенты, помощники администраторов, прочая звукозаписывающая братия… Настраивались. Каждый был занят своим важным, необходимым пред концертным делом. Все и всё нацелено на музыкантов. А музыканты только на свои ноты, в музыку.

В атмосфере зала очень хорошо ощущалась набирающая обороты огромная рукотворная машина. В ней принимала участие и она, Гейл Маккинли. Возможно и музыка русского музыканта.

Заложив руки за спину, раскачиваясь с пятки на носок, командир полка полковник Золотарёв стоял у раскрытого окна своего кабинета, рассеянно наблюдал за занятиями строевой подготовкой солдат второй роты. «И р-раз, и-и-и дв-ва, и…», на разные голоса, зычно командовали сержанты… Офицеры — командиры взводов, молодые лейтенанты, стройные, подтянутые, в новенькой форме, — собравшись в сторонке, внимательно наблюдали. Лёгкие над плацем облака, к горизонту меняли структуру: уплотнялись, темнели. К дождю видимо, машинально отмечает полковник, слегка морщится, слыша за спиной монотонные нервные шаги своего заместителя по воспитательной части полковника Ульяшова. Кабинет командира не очень большой, но от двери до стола места достаточно, там Ульяшов нервно и вышагивает. Наконец командир отходит от окна, возвращается к своему столу, садится, подперев голову рукой, напряжённым взглядом смотрит прямо перед собой. Ульяшов продолжает ритмично мереть шагами кабинет.

Несколько минут назад Ульяшов озадачил командира, в тупик поставил. Это фигурально. Более того, похоже, в неприятной позе зафиксировал. А в армии, как известно, тупики и соответствующие позы — для себя — начальство очень не любит, старается избегать. Чуть влево, чуть вправо — оправдаться всегда можно, а вот из тупика выбираться, как из ловушки, тут меры нужны кардинальные, ответственные. А кто ж их, несанкционированные любит? Себе дороже.

— Юрий Михайлович, командир, — ловя ускользающий взгляд полковника, настаивал заместитель. — Пойми, вникни… Относительно этого Смирнова, у меня очень не хорошее предчувствие, просто хреновое. После той историей с санчастью, я носом чую, тут что-то не то. И вот, тебе, пожалуйста…

Ульяшов намекал на срочную секретную информацию, только что командиром полученную из штаба округа: на музыканта Смирнова бумага из-за границы пришла, вызывают его. Бумаги серьёзные. И не за наследством. И это не шутка. Вопрос в верхах уже прорабатывается, «вниз» скоро спустят. Золотарёв — слушая, морщился, нервничал, хмурился… Неправду какую-то за этим чувствовал, опечатку, ошибку, просто туфту, но… Этого не могло быть, ни вчера, ни сейчас, никогда! Дурость какая-то или подлянка. «Провокация для нас, с этим музыкантом, скрыта»… — в ушах ещё звучал голос Ульяшов.

— Какая провокация? Ка-ка-я? — вновь тупо переспросил командир и раздражённо прикрикнул. — Да сядь ты наконец, мельтешишь!

— Сейчас, чуть успокоюсь… — заявил Ульяшов, падая на стул. — Сейчас… У меня нюх?

— Какой нюх… — командир раздражённо хлопнул рукой по столу, и тут же отвалившись на спинку стула, нога на ногу, сел боком. — Я, например, ничего не знаю. Мне никто не звонил. Вот позвонят или… И вообще, кто он такой, этот твой Смирнов, наш Смирнов? Что такое Смирнов? Солдат! Ефрейтор! И всё! Всего лишь! Кстати, вспомни посольство… Ты же против был! Ты стеной стоял… А я поверил, рискнул. И всё спокойно тогда разрешилось… Даже благодарность получили и от посла, и от…

— Тогда — да, тогда — ладно. Случайно, можно сказать тогда всё получилось. Но снаряд в одну воронку два раза не падает… И тогда-то, что? Тьфу! Всего лишь посольство… Такой бы мы хай подняли… Ничего бы у них с музыкантом не вышло… Но они дальше могут пойти! Дальше!

— Потому что музыкант? Талант, что ли? Так это хорошо, наверное… для него.

— Для него — да! А для нас чем это может кончиться? Чем? Мы с тобой, знаем чем! Если уж они к нему так прицепились, значит, жди провокацию… Они не просто за границу теперь его уже заманивают… Причём, не в братские, в прошлом какие-то страны, а в Швецию… Догадываешься почему? Потому что Швеция, это не центральная Европа… где ещё наших полно. Это уже, извини меня, полностью для нас чужая территория: Прибалтика, Финляндия, Швеция, там ведь и Норвегия рядом. Догадываешься почему? Упаковали парня, раз его, молча, на подлодку и через Норвежское море в Атлантический океан, и всё… Жди, потом, откуда нам с тобой «чопик» прилетит. Это же ЧП! Большой скандал… Международный! С определёнными для нас оргвыводами…