— Да какой скандал, какая плюха? — прислушиваясь всё же к доводам заместителя, командир вяло отбивается. — Кому он нужен… Пацан! Молодой! Сопляк! Пусть и музыкант! Он что, начальник штаба полка, командир дивизии, секретчик Генштаба? СУ-29? Кто он такой, кто? Ты всё преувеличиваешь…

— Не скажи, Юрий Михайлович! Для провокации спецслужбам всё сгодится… Тут лучше перебдеть, чем… сам понимаешь. Он же бывший рокер — я личное дело смотрел, — музыкант, значит, для нас не серьёзная личность… Сложная! Ненадёжная! Подвести может… Я уверен, если мы его туда отпустим, он, голову на рельсы положу, точно не вернётся…

— На какие рельсы ты голову положишь, где? Это меня первым на рельсы положат, и тут же под пресс… Тьфу-тьфу! Дай Бог этому не случится. Слушая, а может, и обойдётся, нет? А вдруг да приказ на него придёт? Что делать? Придётся выполнять…

— Конечно, придётся… Мы и выполним… Как всегда! Выполним… Но не сразу… Когда, может быть, надобность уже в этом и отпадёт… Как и раньше, порой бывало. Полежит, полежит бумажка, и забудут. А?

Именно в этот момент на столе резко забренчал один из белых телефонов. Чёрт, вздрагивает полковник Золотарёв, и хватает трубку.

— Полковник Золотарёв, — докладывает он. — …Извините, кто? Из… Минобороны? — с притворным ужасом, выразительно, показывает глазами заместителю, видал, как раз, наверное, по этому поводу. — Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант. — Машинально встаёт, вытягивается. Поднимается и Ульяшов. — Да… Так точно… Сейчас? К нам? Так точно, примем. Конечно на месте… Да, ждём… Есть… Слушаюсь! Понял, товарищ генерал-лейтенант. Организуем. Есть. Ждём. — Кладёт трубку, выдохнув, садится. Ульяшов остаётся стоять.

— Не спрятались… Едут, — обречённо замечает командир.

— Кто? Генерал? К нам?!

— Да. Крикни дежурного, — приказывает заместителю, — пусть кабинет проветрит, чайник вскипятит, стаканы вымоет, лимон, и всё прочее… Вот не было печали…

— А я его уже спрятал… — растерянно вдруг заявляет заместитель.

— Кого?

— Смирнова… — мнётся заместитель.

— Как спрятал? Куда? — Золотарёв белеет…

— В наш, бывший подшефный пионерский лагерь отправил, на аккордеоне детям чтоб… Вроде как заболел он… Для начальства…

— Чего-о-о? Да ты в своём уме? Кто тебе разрешил? Ты — командир? Я спрашиваю, ты командир?

— Никак нет. Вы командир! Так точно!

Золотарёв почти задохнулся от возмущения.

— Немедленно… — вскричал он. — Меня подставлять?! На рельсы?! Да я тебя… Бего-ом!.. Чтоб через…

— Из министерства на дорогу два часа… — торопливо всунулся Ульяшов.

— Они с мигалкой… Чтоб через… — Золотарёв смотрит на свои трясущиеся часы, на нервно прыгающей руке, приказывает. — Чтоб через… Через полчаса Смирнов был на своём месте, в полку… Тридцать минут тебе! Ты понял? Иначе, я тебя… Ты у меня… Ёпт… Не посмотрю, Ульяшов….

— Есть!

— Бег-гом!

— Есть бегом!

А догонять никого и не пришлось. Да и не понадобилось бы, передали бы грозно секретным кодом по рации: «Шестой, шестой! Я сокол! Срочно верните «посылку» на склад», и все дела. Смирнова бы и вернули. К счастью для полковника Ульяшова, по разным объективно-субъективным, оперативно-тактическим армейским причинам оперативный уазик со Смирновым и не выезжал ещё с территории воинской части. Сначала Смирнов долго собирался, потом водитель срочно обедать убежал, потом с бензином возникла проблема, потом сопровождающий оперативный дежурный какие-то дела в штабе срочно утрясал… Его долго ждали. Смирнов чуть не уснул в машине. Лениво размышлял потом, почему так в армии получается: сначала прикажут срочно собраться, потом ждёшь-ждёшь, потом «срочно» скомандуют «отбой». Зачем? Почему? Но, размышлял не долго, потому что «отбой». И хорошо. Такое часто бывало. Как и такого рода вопросы возникали, поначалу службы. Был бы Смирнов постарше, поопытнее, он бы может и собираться не стал… Короче, услышал Смирнов для себя команду «отбой», открыл дверцу стоящего в автопарке «уазика», выбрался. Вытащил и футляр с аккордеоном, хлопнул дверцей и… Аля-улюм!

Специальным сигналом тихонько простучал в дверь «своей» канцелярии, через некоторое время ему открыли. Сонные срочники скорого возвращения товарища не ждали, но и не удивились, вновь принялись досыпать оставшееся до ужина время. Санька поставил аккордеон на обычное его место на стеллаже рядом с духовыми инструментами, там же присмотрел и для себя место за дудками, и… Правильная мысль. Обычное дело, привычное. Контрактников уже нет, уже разбежались, до ужина ещё два часа… Можно и… подремать, но…

Как часто в такие моменты случается, зазвонил «внутренний» телефон. Местный, без выхода в город. Чего это? С какого перепугу, удивлённо вскинулся Санька. В это время вообще мало кто мог музыкантам звонить. Это время принадлежало срочникам: новостями обменяться, спросить, нет ли где-у кого покурить, узнать — что за фильм сегодня в клубе, про ужин напомнить, про почту… И всё вроде… Но трубку лучше не поднимать — мало ли. «Нету никого дома и нет» и все дела. На этот раз так бы и случилось, если бы Смирнов уже улёгся, а он только ногу на стеллаж задрал. В первой фазе «бойца преодолевающего препятствие» застыл, вслушиваясь, вдруг да умолкнет, должен бы… Но звонок дребезжал… Нудно и противно. Со вздохом, Смирнов прервал «бренчание ложками по люминиевой кастрюле надетой на голову».

— Ефрейтор Смирнов, — на одной ноте, монотонно проинформировал он трубку. — Слушаю.

— Атас, Смирнов, — всполошено, жутким сигналом воздушной тревоги над сонным городом взвизгнула трубка. Санька мгновенно узнал голос Мишки Тюнина, тоже срочника, одногодка, тот в штабе сегодня дежурил, второй уже раз Смирнова за день, гад, «беспокоил». — К вам какой-то генерал-лейтенант из дивизии с нашим батей и с воспиталкой Ульяшовым топают. — Высокой тревогой бурлил участливый, предупреждающий голос Мишки Тюнина. — Сердитые! Уже из штаба к вам вышли, спускаются.

Мгновенно похолодев, Смирнов, растерянно оглядываясь, почти заикаясь, испуганно переспросил:

— К нам, в оркестровку?! Генерал-лейтенант с батей! — такого явления здесь никто не помнил. Какой подполковник или полковник забредёт — ладно, но генерал, более того — генерал-лейтенант… Такого ещё не было… да и вообще. — Зачем?

— А я знаю? — в свою очередь эхом удивилась трубка. — Атас, Санька! Шмон там давайте быстренько… Или линяйте. За вашим дирижёром уже машина ушла, батина «Волга». Что-то серьёзное у вас там, да? Кранты вам, наверное, пришли, расформируют. Короче, держитесь, пацаны! Ни пуха… Всё!

Остальные музыканты-срочники, барабанщики — малый и большой, — услыхав опасную для себя, тревожную информацию, мгновенно повысовывались из стеллажа, словно суслики из нор, застыли столбиками. Поняв, что не хохма, а совсем наоборот, с грохотом сыпанули из окопа… эээ… оркестровки. Как и не было их.

Минуты не прошло, как без стука распахнулась дверь канцелярии, в комнату один за другим вошли старшие офицеры. Первым, незнакомый Смирнову пожилой генерал-лейтенант. Высокий, подтянутый, широкоплечий, в левой руке он держал чёрную папку. За ним, командир полка, полковник Золотарёв. Следом воспитательный полковник, полковник Ульяшов и ещё один полковник, совсем молодой, помощник генерала, как позже понял ефрейтор Смирнов.