– Ты не ответил на мой вопрос.

– Насколько мне известно, ни Пауло, ни тебе ничего не грозит. Правда, существует вероятность, что Сэл связался с плохими парнями… Это, конечно, не мафия, обычная шпана, но, если вам с Пауло вдруг покажется, – хотя бы только покажется! – что, помогая мне, вы подвергаете себя опасности, можете разорвать наш договор без каких-либо объяснений.

Слегка откинувшись назад, Лина снова спрятала деньги в карман. Наши номера были на втором этаже: не слишком высоко, но даже отсюда мы могли видеть ночную панораму Леона, точнее, ее часть. Поднявшись, Лина оперлась о балюстраду балкона и некоторое время вглядывалась в мигающие городские огни.

– Кафе открывается в шесть. В это время булки и пирожные самые горячие, а шоколадная крошка, которыми они посыпаны, еще мягкая, – сказала она. – Рекомендую попробовать – вкус просто божественный. Пауло с самого утра сядет на телефон и наведет кое-какие справки, а потом… потом можно отправляться. – Лина положила руку мне на плечо. Насколько я помнил, это был первый раз, когда она прикоснулась ко мне не как врач, а как друг. – Не волнуйся, если этот мальчик – Сэл – находится на расстоянии не больше ста миль отсюда, Пауло его найдет. Мы оба сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь тебе… вам обоим. – Повернувшись, Лина шагнула к балконной двери, но остановилась: – Да, кстати, мы бы сделали то же самое и бесплатно. Тебе достаточно было просто попросить.

– Я знаю.

– Знаешь и все равно решил заплатить? Почему?!

– У меня есть свои причины…

– Которые тебе не хотелось бы объяснять?

– Если я стану что-то объяснять, вы убедитесь, что на самом деле я гораздо хуже, чем кажется на первый взгляд.

Она кивнула, потом шагнула в комнату и уже начала закрывать дверь, но снова остановилась:

– Я знаю, по крайней мере, одного старика и одну маленькую девочку, которые никогда не поверят, что ты – плохой человек, даже если ты сам будешь на этом настаивать.

– А ты?

– А я думаю, что это самое правдивое заявление из всех, которые ты сделал до сих пор. – С этими словами Лина закрыла дверь и задернула занавеску, а я подумал, что она абсолютно права.

Вернувшись в Майами после летнего отпуска в своем коста-риканском особняке, Колин во всеуслышание поклялся, что непременно поедет туда с семьей на будущий год. И еще через год. И что, когда они с Маргерит уйдут на покой, они станут жить там постоянно. Похоже, Колин обрел новый дом, как, впрочем, и вся его семья. Жизнь казалась безоблачной и прекрасной.

В последующие несколько недель я познакомил Шелли со своими самыми близкими людьми – с Колином, Маргерит, Сэлом и с той, которая держала мое сердце в своих руках, – с Марией Луизой. Каждый раз, когда мы приезжали в городской особняк Колина, Мария бросалась ко мне, забиралась на колени и, обняв за шею, вопрошала голосом, который способен был расплавить даже рассчитанный на ядерный взрыв титан:

– Дядя Чарли, что ты мне принес?

Я держал ее на коленях, «пересчитывал ребрышки» и пел наше заветное «Что же, что же делать нам с Марией?». Это был целый ритуал, в финале которого я щелкал пальцами и, возвращаясь к заданному ею вопросу, восклицал:

– Я так и знал, что что-то забыл!..

Мария тут же принималась с хихиканьем обыскивать мои карманы, но подарок лежал, разумеется, в другом, потайном месте. В конце концов я доставал его – яркие, экзотического вида бусы, колечко или какую-нибудь другую блестящую безделушку, и Мария каждый раз так радовалась, словно я подарил ей луну с неба и полцарства в придачу.

После того как Шелли в первый раз увидела девочку, она покачала головой и сказала:

– Теперь я по крайней мере знаю, к кому ревновать. Бог мой, да она же вертит тобой как хочет!

И это была чистая правда.

Чем больше времени мы проводили с семьей Колина, тем отчетливее я видел, как повлияло на Шелли отсутствие собственных детей. В ее жизни не хватало самого главного, и она это понимала, чувствовала и глубоко переживала. Кроме того, Шелли видела, что я умею обращаться с детьми и люблю их, а они любят меня. А если учесть ее собственные чувства, которые она питала ко мне, то… Словом, дальнейшие событий предсказать было нетрудно.

Однажды вечером, когда мы, взявшись за руки, гуляли вдоль линии прибоя на нашем любимом пляже на северо-западном берегу Бимини, Шелли вдруг остановилась и, развернув меня спиной к океану, сказала:

– Чарли, я… я хотела бы задать тебе один вопрос…

– Да, конечно… Спрашивай. – О чем пойдет речь, я догадывался. Насколько я мог судить, вопрос, который Шелли собиралась мне задать, не давал ей покоя уже несколько недель.

– Колин и Маргерит – прекрасные люди, а их дети очень тебя любят. Мария и вовсе очаровательна, но… Тебе никогда не хотелось создать свою семью?

– Нет, конечно. Мне и так хорошо.

Она шутливо ткнула меня пальцем в ребра:

– Я серьезно!

Это был один из тех разговоров, которые заставляли меня чувствовать себя скованно. Задушевные беседы о том, что было у каждого на сердце. Моменты полной откровенности. Конец умолчаниям, иносказаниям и намекам. Конец игры, когда выкладываешь карты на стол.

Чувствуя, как вдруг пересохло в горле, я сказал:

– Да, хотелось.

Шелли взяла меня под руку:

– И с кем ты хотел бы ее создать?

– С тобой! – выпалил я, не раздумывая.

Шелли делано рассмеялась и, шлепнув меня по плечу, показала на волны, которые накатывались на берег и плескались у наших лодыжек:

– Поплаваем?

Я рассмеялся.

– Нет, в самом деле, давай, а?..

Именно в этот момент я понял, что пора. Я слишком долго тянул. В каждой покерной партии бывает момент, когда нужно решать: либо ты пасуешь, либо идешь ва-банк, делая ставку на все свои фишки. Я выбрал последний вариант. Повернувшись, я взял руки Шелли в свои и опустился на колени, но не успел я открыть рот, как налетевшая сзади волна толкнула меня в спину, залепила глаза и рот пеной, опрокинула. Шелли звонко смеялась, глядя, как я, отплевываясь, барахтаюсь на мелководье, и это решило дело. Я почувствовал, как скованность и мелкий страх покидают меня, как раскрывается сердце навстречу чужому теплу.

Именно этого мне очень не хватало. Всегда. Всю жизнь.

Я поднялся. Кое-как отжал шорты. Вытер с лица песок. Шелли стояла передо мной, заложив руки за спину.

– Так о чем ты говорил?

– Ты и в самом деле хочешь, чтобы я сказал, что́ собирался?

Она кивнула.

Несколько раз в наших прежних разговорах я спрашивал Шелли, как она смотрит на то, чтобы когда-нибудь в будущем снова связать свою судьбу с достойным человеком. При этом я, разумеется, не имел в виду себя, и, мне кажется, Шелли это понимала. Всякое может быть, уклончиво отвечала она и добавляла, что в любом случае не собирается гоняться за перстнем с большим бриллиантом – мол, этого она уже отведала, и ей хватило, и что ей вполне достаточно тонкого золотого колечка. Главное, добавляла Шелли, чтобы это колечко что-то значило, а не было просто украшением.