– Старый скучный пердун, – сказала Максин и налила себе вина. – Я люблю вечеринки. Если меня пригласят, я пойду.

– Приходите вдвоем. – Перл нацарапала адрес на салфетке. Улыбнувшись Максин, явно получившей ее одобрение, она сказала: – Уверена, будет весело.

Бруно взял салфетку. Максин быстро выхватила ее из его руки.

– Я точно приду, но Бруно вряд ли. Видишь ли, ему больше не нужны вечеринки. К нему опять будут приставать всякие, чтобы затащить его в постель.

– Спасибо, – сказал Бруно, когда Перл ушла.

– В чем проблема? – поинтересовалась Максин. – Боишься, что не сможешь устоять перед искушением?

– Послушай, мы оба знаем, что ни на какую вечеринку ты завтра не пойдешь. Гай уехал, и ты осталась с детьми. Я думал, ты не захочешь, чтобы я шел один, и поэтому отказался, только и всего.

– Ну и что мы теперь должны делать? Помчаться в ближайшую больницу и попросить сшить нас вместе? Милый, нам придется научиться доверять друг другу. Я не собираюсь запрещать тебе делать то, что ты хочешь, а ты, разумеется, не должен запрещать мне. Запомни только: если я когда-нибудь узнаю, что ты обманывал меня, все будет кончено. – Она провела указательным пальцем по его горлу. – Финито. Капут. В расход.

Бруно поцеловал ее.

– Я тебя люблю.

На них пялились, но Максин было плевать.

– Я тоже. Давай сбежим на край света.

Он положил перед ней комплект ключей.

– В таком случае дадим им настоящую тему для сплетен. Вот, возьми. Дон сегодня утром показал мне пару домов. Теперь я гордый наниматель Коттеджа у Мола.

– Ты не терял времени даром, – восхитилась Максин. – Там мило?

– Мило? Коттедж у Мола – это поистине очаровательное пристанище, домик семнадцатого века, с восхитительным видом на море, двумя уютными спальнями, просторной душевой и шикарным потолком с балками. Правда, гостиная немного меньше душевой, обои просто неописуемые, а сад зарос бурьяном, – добавил он, – но если мы сможем закрыть глаза на обстановку, то выживем. Зато обошлось почти даром.

Максин взяла ключи.

– Полагаю, это современный эквивалент кольца с бриллиантом.

– Кольцо с бриллиантом у тебя уже было. Вторая помолвка – это вульгарно, – усмехнулся Бруно. – И не забывай: я новоиспеченный оборванец. Пока кольцо с ключами – это все, что я могу себе позволить.

Теперь настал черед Максин целовать его.

– Мне плевать. Когда ты собираешься вселяться?

– Как только ты допьешь бокал. Мои чемоданы в машине.

Ее опять охватило чувство вины.

– Как Нина?

– Нормально. – Бруно осушил свой бокал. – Абсолютно нормально. Она даже помогла мне собраться.

Слегка нахмурившись, Максин покрутила в пальцах бокал.

– Неужели она ни капли не расстроилась?

– Нет. – Про себя он пришел к заключению, что Нина решила, будто он просто потерял голову и придет в себя к Рождеству. Ничего такого, разумеется, не случится, но благодаря этому расставание прошло гораздо легче. – Она ко всему относится спокойно. Она считает, что нашему окончательному расставанию препятствует только одно.

– И что же?

– Ресторан «У Бруно». – Он скорчил гримасу. – Сегодня утром она говорила с новым поваром, и тот сказал, что, если все дела передадут ему, ресторан должен будет получить его имя.

Максин, которая только мельком видела долговязого, рыжеволосого индивидуума с оттопыренными ушами, сказала:

– Не могу припомнить, как его зовут. Бруно улыбнулся во весь рот.

– Уэйн.

– Извините, я опоздал, – сказал Алан, распахивая дверь в час десять. Он заключил Дженни в объятия. – Я совершенно потерял счет времени. Там была вся старая банда, ты не представляешь, как они на меня набросились.

А ты не представляешь, как я волновалась, думала Дженни, стараясь сохранять спокойствие. Пунктуальностью он никогда не отличался, но она все равно не могла не волноваться, не думать, увидит ли его вновь. Она не знала, сможет ли когда-нибудь избавиться от своих страхов.

Но нужно держать это в себе. Скандал все равно ничего не решит, а узнав о ее страхах, он только опять будет чувствовать себя виноватым.

– Не волнуйся, я подозревала, что ты опоздаешь. – Она непринужденно вытерла о джинсы влажные ладони. – Они твои друзья; вам наверняка о многом хотелось поговорить.

– Все равно я должен был подумать о тебе. – Он провел рукой по ее волосам. – Но ты действительно не должна волноваться, милая. Я больше не собираюсь пропадать. Теперь от меня ты увидишь только хорошее.

Она улыбнулась.

– Вот и хорошо.

– И в качестве компенсации за опоздание я сам приготовлю ланч. – Он начал с серьезным видом засучивать рукава джинсовой рубашки. – А ты можешь задрать ноги и расслабиться. Я все сделаю сам.

Дженни рассмеялась, потому что жареной бараниной пахло на всю квартиру.

– Все уже готово, – сказала она.

Как и ожидалось, Алан изобразил на лице ужас.

– Все? Жареный картофель, луковый соус, овощи?

Она кивнула.

– Боюсь, что так.

– Ну что ж, в таком случае… – Алан взял ее за руку и мягко потянул в сторону спальни. – …Мы оба можем задрать ноги.

Дженни изогнула бровь.

– И расслабиться?

Скользнув рукой под ее свободный лиловый свитер, он нащупал молнию на джинсах.

– А расслабимся мы немного позже…

– О, черт. – Застонав, Дженни отпрыгнула от окна. – Поверить не могу. Вот дерьмо.

– Кто это? – беззаботно поинтересовался Алан, когда она, извиваясь, переползла на другую сторону кровати и дотянулась до своего халата. Кто бы это ни был, он умел приходить вовремя.

– Быстро надень что-нибудь, – прошипела Дженни. – Это мама.

Tea Воган гордилась тем, как воспитала своих детей, с детства приучая их быть независимыми, позволяя им самостоятельно принимать решения и никогда не заявляя: «А я что тебе говорила», когда решения оказывались неправильными. Но всему есть предел. На этот раз Дженни зашла слишком далеко. Ни одна мать, думала она, не будет сидеть и смотреть, как ее дочь совершает ошибку настолько монументальную, как та, что сейчас совершала Дженни.

– Мама! – Дженни, раскрасневшаяся и растрепанная, открыла дверь. – Какой сюрприз! Обычно ты звонишь.

– Какое совпадение, – хмыкнула Tea. – И ты тоже. Когда хочешь мне что-нибудь рассказать, – многозначительно добавила она. – Например, новость, которую, по-твоему, мне интересно будет узнать.

Дженни знала, что это будет нелегко. Tea определенно ступила на тропу войны, оскорбленная тем, что ее держали в неведении, и настроилась сделать из происходящего драму по всем правилам. Поэтому она и не предприняла до сих пор попытки связаться с матерью.