Калга откровенно предупреждал Реджеб-пашу, что крымцы готовы сражаться и не сдадутся без боя, если им будут продолжать навязывать нового хана, а также информировал о том, что силы татар, и так уже весьма значительные, возрастают за счет прибывающих подкреплений. Не случайным было и упоминание о пушках и ружьях – османов предупреждали, что они не смогут воспользоваться своим традиционным преимуществом перед татарским войском. Вместе с тем крымцы все еще предлагали мирное разрешение конфликта, давая османам возможность отступить и избежать кровопролития. Однако Реджеп-паша отвечал, что вопрос уже окончательно решен и султанское слово переменно не бывает. Отступить в такой ситуации для османского падишаха означало бы потерять лицо – боевые действия были неизбежны.

При этом Реджеб-паша явно не рвался в бой против превосходящих сил противника и предпочитал ограничиваться незначительными по своим последствиям вылазками. Крымцы же продолжали держать Каффу в осаде. Противостояние затянулось и длилось уже третий месяц. К решительному наступлению Реджеб-пашу вынудили события в Стамбуле, предместья которого были разграблены и сожжены огромной казацкой флотилией из сотен чаек. Нападавшие явно знали о том, что османская столица осталась практически беззащитной, поскольку основные силы турецкого флота ушли в Крым бороться с непокорным ханом. И действительно, когда туркам удалось захватить в плен нескольких казаков, они подтвердили, что напали, чтобы помочь крымскому хану. Пожалуй, это был первый масштабный пример союзных действий крымских татар и казаков на равных взаимовыгодных условиях – ведь за крымских татар сражались не только захваченные в плен на полуострове запорожцы, но и свободные в своем выборе и действиях казаки, вышедшие с Днепра на Стамбул.

После того как нападение казаков было с большим трудом отбито, в Крым Реджеб-паше направили прямой приказ незамедлительно утвердить во власти Джанибека Герая и вернуть флот для защиты Стамбула от новых возможных нападений. Хотел того турецкий капудан или нет, ослушаться султанского повеления и бесконечно откладывать наступление и дальше он уже не мог. Сняв пушки с кораблей и стен Каффы, десятитысячное турецкое войско установило их на телеги и 11 августа 1624 г. выдвинулось из Каффы по направлению к Бахчисараю. Первоначально никакого сопротивления османам оказано не было. Это подтверждало мнение знакомого с поведением крымцев в подобных случаях Джанибека Герая в том, что вскоре явятся переговорщики от татарской знати, согласные принять его в качестве своего хана. «Не сегодня-завтра, – заявлял он, – татары явятся ко мне с изъявлениями покорности, пусть только пройдено будет один или два перехода».

Действительно, татары появились перед османским войском на третий день, когда турки уже подходили к Карасубазару, однако вышли крымцы отнюдь не для того, чтобы покориться или договариваться. Первым османов встретил метким ружейным огнем отряд из восьмисот запорожских казаков, укрывшихся в импровизированном укреплении из заполненных землей и камнями бочек и крупным частоколом. Не ожидавшие, что у татар действительно есть крупные отряды стрельцов и артиллеристов (османы не поверили прямолинейному письму Шахина Герая), турки оказались совершенно не готовы защищаться – они даже не взяли с собой из Каффы необходимый для сооружения окопов шанцевый инструмент!

Лагерь казаков прикрывали еще около тысячи местных крымских пехотинцев, и под их совместным метким и дружным огнем ряды османов быстро редели. Именно в этот момент по ним с двух сторон ударила огромная, насчитывавшая около ста тысяч конница татар, ногайцев, черкесов и кумыков. У османов не было никаких шансов на победу – крымский хан переиграл их по всем статьям.

Ночью, когда перестрелка прекратилась, турки собрали военный совет, на котором следовало срочно решить, как же выходить из этой катастрофической ситуации. «Вы говорили, что татары придут; но они не приходят и не уходят, – обратились они к Джанибеку Гераю, – что прикажете? Сегодня сколько уже убито людей! Их сто тысяч, а у нас нет и десятой части этого – что же мы будем делать завтра?» Вопрос был скорее риторическим, ответить неудачливому османскому ставленнику было нечего. Тогда один из турецких офицеров в ранге командира орта (роты) предложил следующее: «Я предлагаю, чтобы от имени сердаря капудан-паши было написано письмо Мухаммеду Гераю в таком роде: “Я, мол, по повелению султана, прибыл в Кафу с намерением сделать ханом Джанибека Герая; но мы убедились, что пословица “Татарин служит хану, пока тот не умрет” не имеет никакого основания. Татарский народ желает вас иметь ханом, следовательно, вам и подобает ханствовать, да благославит же вас Бог! Вам посылается указ и халат, присланные от падишаха”. Пошлите такое письмо, и завтра вы вернетесь дружественным образом в Кафу целы и невредимы, иначе утро близко, и наша пехота вся будет смята под ногами татар».

Предложение было единодушно поддержано, против в такой ситуации был только Джанибек Герай, который заявил: «Как только это письмо и указ будут отправлены, у вас сейчас же потребуют моей выдачи. Я знаю, что меня ожидает; кончено дело: я уезжаю, прощайте!» Сказав это, Джанибек вместе со своими немногочисленными сторонниками покинул османский лагерь и направился в Каффу. Вслед за ним пустилась убегать и турецкая конница, не знавшая о решении военного совета и не желавшая погибнуть в завтрашней битве. А за ними побежали около тысячи закованных в кандалы невольников, которые тащили в османском войске пушки.

Топот многочисленной конницы и лязг цепей не могли не услышать татарские дозорные. Когда отряды крымцев бросились вслед за отступавшими турками и в первой же стычке погиб всеобщий народный любимец нурэддин Девлет Чобан Герай, это настолько разозлило татар, что у деморализованных и уступавших им числом турок не осталось никаких шансов спастись. Османское войско обратилось в беспорядочное бегство, а крымцы настигали их на пути к Каффе и безжалостно уничтожали: «Солдаты побежали, один обгоняя другого; пушки с повозками были брошены. Татары, прискакав, захватили повозки, наполненные имуществом и припасами; забрали орудия, перетоптали лошадьми пехотных янычар, латников и гарнизонцев; догнали повозку с казной капудан-паши и захватили все это».

Разгром турок был окончательным – не спасся почти никто. Немногочисленные вырвавшиеся живыми османы вместе с Джанибеком Гераем и свитой поспешно вышли в море. На плечах отступавших победоносные татары ворвались в Каффу, гарнизон которой, лишенный отправленных в поход пушек, не смог оказать должного сопротивления. Город грабили и опустошали, случались пожары, но даже это не помешало местному населению благосклонно оценить произошедшее. Проживавший в Каффе армянский священник писал: «Благодарим всемогущего Бога, Царя царей, за то, что Он смилостивился и укрепил силы благословенных Шахина Герай-султана и Мехмеда Герай-хана, чье правление в Стране Солхатской и в Кефе принесло достаток, мир, любовь и покой». Да и пострадали от захвата города татарами в основном не местные христиане, преимущественно греки и армяне, а турки.

Вышедший в море капудан Реджеб-паша, который не мог отплыть в Стамбул после такого разгрома, зная, что там его ждет неминуемая казнь, отправил к Мехмеду Гераю в качестве парламентера Мухаммеда-субаши, который сказал следующее: «Мы пришли, чтобы посадить Джанибека Герая ханом, основываясь на поговорке, что “Татарин слуга того хана, который не умер”. Мы надеялись, что, как только мы явимся в Кафу, народ обратится к нам, и ожидали этого; но поговорка не подтвердилась. Тогда мы сказали: “Подвинемся еще вперед на один-два перехода: наша цель не война”, и попробовали. Вы же поспешили, и вот какое бедствие произошло от этого; а вы хотете еще завладеть кефской крепостью».