Он качнулся влево и прижался ухом к дверце, проверяя, не услышит ли чего.

– Эй! – снова позвал он, и словно издалека раздался глухой удар. Грабовски, запаниковав, стал слепо отталкивать лезущие в глаза блузки и случайно ударил себя в нос. Что-то загремело, покатилось, и он забился в самую глубь чулана, прикрывая руками голову. Сердце колотилось так громко, что его стук, казалось, эхом отдавался в чулане. Он заставил себя размеренно и глубоко втягивать воздух. Ничего не случилось. У него что-то вроде приступа клаустрофобии. Она его не звала и уж тем более не стреляла. Просто упала вешалка, а он едва не обмочился!

Грабовски встал, продрался сквозь одежду и начал стучать кулаками в дверцу чулана. Затем повернулся боком и стал биться в нее плечом. Отстранился и дважды ее пнул. Миссис Джексон куда-то уходит сегодня вечером. Она постоянно об этом твердила. Ужин с бывшими членами театрального общества. Мистер Джексон будет дремать в кресле. Так что шанс еще есть.

Он ощутил, как возвращаются силы. Ничего еще не потеряно!

Грабовски стиснул кулаки и стал сгибать и разгибать руки, пытаясь восстановить кровообращение. Копя ярость. Потом с воплем повернулся на левой ноге, ударился головой о перекладину и умудрился провести прием карате, которым расщепил дверцу и вышиб замок.

Он пустился бежать, но вскоре стал задыхаться, и в боку закололо. Он не спал ночь, а сейчас почти не соображал, что делает. В голове раздавался какой-то хруст, но Грабовски не обращал на это внимания. Доковыляв до обочины, он встал под фонарем, гадая, нельзя ли как-то сократить дорогу. По обеим сторонам шоссе лежал толстый, поблескивающий слой чего-то белого. Грабовски нагнулся. Захватил пригоршню градин и несколько минут смотрел, как они растекаются на ладони.

Увидев приближавшуюся машину, Грабовски попытался ее остановить. Но ничего не вышло, и он тихо выругался. Затем снова побежал трусцой.

Слава Богу, он держал ключ от «Ночлега и завтрака» отдельно от остальных, а она не подумала его спросить. Видно, не так умна, какой себя считает.

Из-за забора залаяла собака. В окне светился экран телевизора. Идущая навстречу женщина опасливо обошла его. В печени кололо все сильнее. Он схватился за бок обеими руками и ускорил бег.

Еще до того как услышать сирену, он увидел отраженный от градин свет. Патрульная машина обогнала его и затормозила. Двое полицейских вышли на дорогу и остановились, широко расставив ноги и подбоченившись.

– Прошу вас предъявить удостоверение личности, сэр.

Нужно сохранять хладнокровие.

Он пригладил волосы, словно это способно придать ему респектабельный вид. Поможет это, как же!

– Разумеется, – кивнул он, доставая бумажник. – Какая-то проблема?

Тот коп, что покороче, едва взглянул на водительское удостоверение.

– Не возражаете, если я задам пару вопросов, сэр?

Грабовски ощутил, как задувает ветер в дыру на брюках. Может, этого окажется достаточно, чтобы охладить его гнев?

– Я немного спешу, офицер, нельзя ли заняться этим позже?

Молчание, которым была встречена его реплика, сводило с ума. Он перевел взгляд с одного офицера на другого. Коротышка похлопывал удостоверением Грабовски себя по бедру. Его напарник, карандаш в мундире, имбирный орех, по-прежнему стоял, подбоченившись.

– Боюсь, нельзя, сэр, – заметил тот, что покороче. – Не могли бы вы сказать, где были сего-дня вечером, сэр?

А вот этого он объяснить никак не мог. И требовалось срочно добраться до «Ночлега и завтрака», раньше, чем миссис Джексон придет домой и выдаст Лидии «драгоценности короны».

– Я гулял. Гулял, а теперь возвращаюсь в Фэйрфакс, в «Ночлег и завтрак», где остановился.

– Мы просим вас проехать с нами к начальнику полиции, сэр.

– Зачем? Или человек больше не имеет права пройтись по улице?

В какой-то безумный момент он решил сбежать. Представил, как срывается с места, обгоняет патрульную машину, увертывается от пуль, перелетает через заборы и, окровавленный, но не сломленный, устремляется к победе.

И тут впервые заговорил высокий коп:

– Нам доложили о взломе и проникновении на чужую территорию. Вы подходите под описание грабителя.

Он поковырял ногтем между передними зубами.

– Будьте послушным мальчиком и следуйте за нами.

– Я могу объяснить, – в панике забормотал Грабовски, – но позже. Или вы сейчас поедете со мной, и я покажу вам то, что все объяснит.

– Забавно, – хмыкнул высокий и хлопнул напарника по спине. – Мы хотим, чтобы он пошел с нами, а он требует следовать за ним. И чей будет верх?

– Давайте мы усадим вас в машину, сэр.

Манера маленького слизняка обращаться к нему «сэр», была рассчитана на то, чтобы окончательно его достать. Но он не собирается подыгрывать этим двоим.

– Время для меня на вес золота, – пояснил он и застонал про себя. Какого черта он это сказал?

– Я арестую вас за сопротивление, сэр.

Это было уж слишком, мать их… С него довольно! Двое гребаных шутов!

– Если вы не перестанете повторять «сэр» в конце каждого предложения…

– И что? Что тогда случится, сэр?

– Послушайте, – пробормотал он, давясь собственным бешенством. – Если по пути в участок я не заберу кое-что из «Ночлега и завтрака»…

– Врежь ему, – посоветовал высокий, – он отказывается сотрудничать.

– Я ничего не сделал! – завопил Грабовски. – Вы не имеете права хватать меня за прогулку по улице!

Тощий ублюдок вцепился в него проворнее хорька.

* * *

– Мать твою! – взвыл Грабовски. Коп практически стоял на его ногах. Он прямо-таки напрашивался на хорошую взбучку. И хотя Грабовски уговаривал себя не делать этого, он чувствовал, как руки сами собой сжимаются в кулаки. И когда один кулак впечатался в наглый нос, испытал на кратчайший миг чистое, незамутненное блаженство.

Комната допросов в офисе начальника полиции Абрамса оказалась такой душной, что Грабовски казалось, будто пластиковый стул под ним тает и вплавляется в задницу.

– Не уверен, что все понял, – заметил сидевший напротив адвокат.

– Иисусе, я в третий раз повторяю!

Прошлой ночью, лежа на металлической раме, сходившей здесь за постель, он опять почти не спал. От одежды, которую он не менял уже три дня, разило потом.

– А вы ничего не записываете!

Прыщавый адвокат, очевидно, недавно закончил университет, и его губы весь последний час неприятно дергались.

– Позвольте уточнить, – сказал он, делая вид, будто сверяется с планшеткой.