Я оборачиваюсь, но только чтобы проверить Озема, тот хоть и дёргает головой, но продолжает спать. Я с трудом дурачу Сумерлу, если и её муж проснётся, то нам с Алией не жить.

– Твоя плата… – очень медленно начинаю я, когда царица ждёт от меня какой-то реакции. Я тяну время, прикидывая, что Морана могла забрать у Сумерлы, но не нахожу видимых внешних увечий, поэтому мне приходится гадать наобум, – была… необходимой и равноценной…

– Равноценной?! – вновь взвизгивает Сумерла, делая несколько порывистых шагов ко мне. Я случайно ловлю отражение царицы в одном из зеркал в позолоченной раме. Её лицо такое же, но временами кожа просвечивает, оголяя кости и чёрные вены. – Ты лишила меня сына!

Я вся цепенею, осознавая, что передо мной рассвирепевшая мать. Пытаюсь припомнить хоть что-то о сыне Озема и Сумерлы, но ни в одной треклятой легенде о нём не было ни слова. Морана – богиня зимы и смерти, неужели она убила сына Озема и Сумерлы? Как давно это было, кто он такой вообще?

– Ты называешь моего сына – молодого и прекрасного царевича наших несметных чертогов – равноценной платой за смертных, что сами умирают и сгнивают в земле за жалкие мгновения?! – Зеркала и самоцветы звенят от отчаяния и свирепости в голосе царицы.

– Он… – Я как рыба открываю рот, не представляя, что могу на это ответить.

– Прошло так много времени, что и не сосчитать, Морана! Мы и так держим мерзейшие души в самой мрачной тьме наших чертогов! В такой глубине, что никому не найти и не выбраться! Мы сделали всё, что ты требовала, и моё наказание было несправедливым! – угрожающе обрывает Сумерла.

Её руки трясутся, на лице отражается как страх, так и злость. Она боится Морану, но в то же время ярости в ней всё же больше. Свет окружающего нас золота меркнет перед гневом богини, оттенки самоцветов блекнут, серебро сереет, хризолит по стенам трескается, а некоторые ларцы захлопываются. Моё сердце до боли сильно колотится в груди, когда Озем дёргает головой и морщится от раздражающего шума.

Нам конец.

Я вся напрягаюсь, готовая к побегу.

Внезапно лицо Сумерлы преображается, свет сокровищ возвращается, будто ничего и не произошло. Ярость сходит за секунды, уступая место любви и обожанию, а её глаза глядят куда-то за мою спину. Из свирепого чудовища за мгновения она вновь преображается в красивую и даже робкую женщину.

Меня окутывает несказанное спокойствие, когда чья-то ладонь ложится на моё плечо. Я опускаю взгляд, видя, как тени в плаще Морока удлиняются, окутывая мои ноги.

– Морана, ты привела его повидаться с нами? – голос царицы дрожит ничуть не меньше, чем её руки. Но теперь это волнение и радость. – Или ты наконец привела его домой? Погоди! Прости, Морана! Ты привела его домой. Я только Озема разбужу, он будет так рад! Забирай смертную, Морана, забирай! Забирай что хочешь, только его отдай!

Сумерла начинает лепетать, говорит сбивчиво, а её взгляд прыгает с моего лица на Морока. Пальцы Ирая сильнее сжимают моё плечо, а я чувствую отчётливое головокружение.

Она считает Морока своим сыном…

Морана не убивала его. Наша богиня…

– Нет! – уверенно отрезаю я, прежде чем Сумерла додумается разбудить Озема. Отдавать ей костореза я не собираюсь. Сумерла неуверенно замирает, а я поворачиваю голову к Мороку: – Забирай смертную и уходи. Я пойду следом.

Ирай намеренно до боли сжимает пальцы: к счастью, он подыгрывает и молчит, но демонстрирует отказ так, как может, и не двигается с места.

– Ты слышал, что я сказала? – с долей наигранного раздражения повторяю я. – Отведи её к выходу.

Я не повышаю голос, но говорю со всей строгостью, на которую сейчас способна. Я чувствую неодобрение и даже злость, исходящую от него в каждом медленном и напряжённом движении. Он подхватывает хныкающую Алию и скрывается за поворотом.

– Нет!! – взвизгивает Сумерла, но я преграждаю ей путь. Самая большая глупость, на которую я способна, – это встать на пути царицы Подземного царства. – Тебе было мало забрать у меня сына, Морана! Я помню, как ты отрезала свою тень и создала ему этот отвратительный плащ и маску, чтобы скрыть его глаза! Ты заставила нашего сына – царевича – служить тебе, отправляя души в самую глубину мрака! Так глубоко, что даже мы туда не спускаемся!

Свирепея, Сумерла топает, оставляя трещины в позолоченном полу. Я не вздрагиваю, но мой взгляд сам опускается ей под ноги.

Бесконечная Тень, куда отправляются души где-то внизу? Глубже этих царских чертогов?

– Я говорила тебе, что он никогда не рвал нити жизни этих жалких смертных, это делали мы с Оземом! – Сумерла вновь привлекает моё внимание, делая шаг вперёд, а я моментально отступаю, не в силах выдержать напор её ярости. Мне нельзя этого делать, я должна казаться равнодушной, но мне хватает хладнокровия, только чтобы удержать выражение лица, в то время как тело отступает. – Ты сказала, что из-за нас мертвецы начали оживать, и я молила тебя забрать меня! Я бы вместо сына этим занялась, но нет! Тебе хотелось поиздеваться надо мной, и ты влюбила его в себя и забрала! Как ты посмела превратить его в свою Тень и слугу?

Я стараюсь скрыть дрожь в коленях, руки потеют, и я с двойным усилием сжимаю топорик, чувствуя, как деревянная ручка становится влажной из-за моего пота. Я слушаю истинную историю Мораны и её Тени. Я в восхищении внимаю каждому слову и одновременно пребываю в ужасе, потому что не должна этого знать. Этот разговор между Мораной и Сумерлой. Он не для ушей Мары.

Морана действительно отрезала свою тень, но не так у неё появился спутник. Это сын Озема и Сумерлы. Поэтому у него чёрно-золотая маска. Как и его глаза. А если слова Сумерлы о влюблённости царевича правдивы, то он мог и сам хотеть уйти с Мораной и защищать её. Получается, что все знакомые мне легенды – северные и южные – ложны и правдивы одновременно. Они как одна история, разорванная на куски, и каждый из этих кусков оброс ложными фактами, создавая новый полноценный миф о Моране и Тени.

Я должна уйти.

– Верни мне сына, – сквозь зубы низко тянет Сумерла, от отчаяния переходя к угрозам. – Сними с него свою проклятую тень-плащ! Сними с него свой лживый дурман! Дай взглянуть на его лицо…

Царица резко обрывает речь, опуская взгляд мне под ноги. У меня по спине пробегает мороз от того, насколько расслабленным и скучающим становится её выражение лица.

– У тебя есть тень, – констатирует она очевидный факт. – Ты не Морана, а её жалкое подобие… Мара? Так вас…

Я, не дослушивая Сумерлу, разворачиваюсь и без единого укола стыда убегаю, скрываясь за поворотом.

После того как я попыталась наброситься на Морока в четырнадцать лет, сёстры стали называть меня безрассудной, но я почти уверена, что сейчас они бы мной гордились, потому что я в точности следую их наставлениям.

Если встретишь кого-то сильнее тебя – беги.