По правде говоря, книги давали вполне внятное объяснение, как трактовать "мужчину" и "воплощение плодородия" в совокупности, однако ничто не заставило бы ее произнести это вслух. Впрочем, слов не требовалось. Судя по горящему взгляду и ублаготворенной улыбке дракона, для него не осталось тайной истинное значение туманного высказывания госпожи Черновой.

— Вы знаете, кто та дама, на которую вы гадали? — вкрадчиво спросил Шеранн, отвлекая молодую женщину от невеселых размышлений.

Она покачала головой, опустив глаза, и почувствовала смутное недоумение. Зачем он допытывается? Разве мало той боли, которую он уже причинил?

Дракон протянул руку, осторожно тронул ее подбородок и повернул лицо молодой женщины к себе, легко преодолевая слабое сопротивление.

Он взглянул в почти серые от переживаемого ею душевного смятения глаза и тихо, с необычайной лаской промолвил:

— Это вы.

Мгновение растерянности, и София вспыхнула, испытывая гремучую смесь растерянности, желания спрятаться где-нибудь в укромном уголке, недоверия, восторга, радости и необоримого смущения.

Разумеется, все зароки были тут же позабыты…

Руны были впервые небрежно брошены. Но они не обижались, лукаво улыбаясь и тихонько перемигиваясь.

К слову, разбросанные по дивану кусочки дерева ничуть не мешали применять оный диван по прямому назначению…

Домовая раздраженно выхаживала по кухне, ожидая звонка. Все давно было готово, однако госпожа Чернова отчего-то не спешила угощать гостя, что было совсем для нее нетипично.

Чайник уже несколько раз вскипел, блюда, накрытые салфетками, стыли на столе, сверкающая посуда красовалась на парадной белоснежной скатерти, но вызова все не было. А ведь уже давно наступил час обеда!

Наконец Лея не выдержала, и, бормоча под нос нелестные эпитеты о нерадивой хозяйке, отправилась в гостиную. Она осторожно приоткрыла дверь, намереваясь подать знак Софии, однако увиденное заставило ее застыть на пороге.

Там были двое, и им определенно было не до еды!

Тихонько притворив створки, домоправительница вернулась к себе. По правде говоря, она не рассчитывала на столь стремительное развитие событий, но сочла, что сделанного не воротишь, а привлекательный (и очень богатый!) дракон — не худшая партия для бедной госпожи Черновой. Оставалось лишь ждать, когда он прикроет незаконную связь священными узами брака.

Она невозмутимо велела мужу убрать приготовленную к обеду посуду, а сама принялась стряпать холодные закуски, посчитав, что вскорости у молодой хозяйки проснется зверский аппетит…

Барышня Рельская покинула Чернов-парк в самом благодушном настроении. Она отправилась домой, тихонько напевая и едва сдерживаясь, чтобы не запрыгать от радости.

Лишь спустя некоторое время Елизавета вспомнила о просьбе брата неотлучно находиться с Софией весь вечер. Дракон столь успешно заморочил ей голову, что девушка совершенно упустила это из виду. Стыд за невыполненное желание брата, и радость, что она смогла поспособствовать личному счастью подруги смешались в ее честной душе.

В конце концов она сочла, что ничего страшного не произошло и господину Рельскому решительно не о чем волноваться. Не съест же Шеранн госпожу Чернову, право слово! Романтическое объяснение между ними пойдет Софии на пользу.

Елизавета вздохнула, мучимая вспышкой тайной зависти к подруге, но небывалым усилием воли отогнала это темное чувство.

Она малодушно намеревалась было скрыть от брата свой поступок, однако устыдилась и решилась во всем признаться. Младшая сестренка всегда была его любимицей, а потому могла рассчитывать на непродолжительность укоров.

Ярослав возвратился домой поздно, когда уже семья успела отобедать и разбрестись по гостиной — читать, рукодельничать или попросту тихонько сплетничать. К обеду были приглашены подруги сестер, теперь собравшиеся кружком, с упоением болтая о пустяках. Госпожа Рельская что-то вышивала, протыкая ткань иголкой с таким злобным выражением лица, словно воображала на месте канвы неких врагов, которым торопилась нанести побольше увечий. Елизавета же казнилась, делая вид, будто всецело увлечена рукоделием. Нет, ее не мучили сомнения относительно правильности своего поступка — девушка всегда мечтала быть поверенной любовных историй подруг, однако чувство стыда перед братом отравляло радость от многократно воображаемой сцены любовного объяснения между Шеранном и Софией.

Едва господин Рельский вошел в комнату, как Елизавета кинулась к нему. Измученная душевными терзаниями девушка торопилась поскорее покаяться во всем брату, а потому попросила Ярослава о разговоре с глазу на глаз.

Поездка оказалась весьма продуктивной, а полученные от друзей известия были немаловажны, потому мировой судья пребывал в приподнятом настроении. Он отобедал в доме давнего приятеля, заодно решив некоторые деловые вопросы, так что теперь отказался от предложенных матерью закусок. Господин Рельский извинился перед дамами и увел сестру в другую комнату. Надо сказать, приятельницы барышень Рельских были очень недовольны его скорым бегством — владелец Эйвинда был завидным женихом, несмотря на солидный тридцатипятилетний возраст, — однако ничего не могли поделать.

В кабинете он усадил сестру в кресло, налив ей бокал вина для успокоения нервов, и велел рассказывать все без утайки. Елизавета так и поступила. Она принялась скороговоркой повествовать о сегодняшних событиях в Чернов-парке, свидетельницей которых она являлась. Барышня покаянно потупилась, всем своим видом выказывая сожаление, а потому не заметила, как бледнел брат по мере рассказа.

Пожалуй, за последние недели господин Рельский досконально изучил все оттенки ревности. Жгучее чувство, частый спутник любовных переживаний, мучило его несказанно, терзало сердце и отравляло ночной сон. Он прекрасно видел, что проигрывает сопернику, а теперь…

Ярослав нисколько не сомневался, что она не устояла перед необоримо притягательным драконьим огнем.

Шах. И только один ход до мата.

Выслушав сестру, мужчина несколько минут сидел без движения, затем порывисто вскочил.

— Я должен немедленно ехать!

— Куда? — удивилась Елизавета, только теперь заметив нервическое состояние брата.

— В Чернов-парк, — коротко пояснил тот, направляясь к двери.

— Но уже такой поздний час! Что подумают соседи?!

Господина Рельского подмывало ответить, что ему глубоко безразлично мнение окрестных сплетников, но он вынужден был сдержаться, не желая окончательно рушить репутацию Софии.

— Ты права, это неуместно, — вымолвил он, взад-вперед вышагивая по ковру.

В любом случае, если между ними что-либо произошло, то уже поздно этому препятствовать — Елизавета, по ее же собственному признанию, вернулась домой уже несколько часов назад.

Неизвестность была еще мучительнее, нежели подтверждение проигрыша. К йотуну — зачем лукавить? — для него это никогда не было игрой. Все началось еще несколько лет назад, когда господин Чернов, его товарищ по детским играм, познакомил господина Рельского со своей юной женой, и превратилось со временем в необоримую потребность…