Его шаги быстро удаляются, голова у меня кружится, сердце колотится. Как я допустил, чтобы ситуация дошла до этой точки? Деклан не пошел бы в подвал, как покорная овца. Он бы дал отпор Питеру в спальне или…

Позади меня вспыхивает свет. Я поворачиваюсь и вижу Эллери, которая стоит у дальней стены, держа руку на выключателе и моргая, будто только что проснулась. Идет в центр комнаты и, опустившись на колени перед коробкой, срывает длинную полосу скотча с крышки. Переворачивает коробку вверх дном и вываливает ее содержимое на пол.

– Должно же здесь быть что-то, чтобы вскрыть замок.

– Верно, – говорю я, и меня захлестывает волна облегчения. Я помогаю ей вскрывать коробки. Первые несколько набиты книгами, мягкими игрушками и оберточной бумагой. – Прости, Эллери, – говорю я, пока мы вскрываем новые коробки. – Прости, что пригласил тебя сюда и позволил этому случиться. Я недостаточно быстро действовал.

– Молчи, – коротко отвечает она. – Береги кислород.

– Верно.

В голове гудит, меня подташнивает, но я не знаю, стресс это или смертельный газ. Как давно ушел Питер? Сколько у нас времени?

– Ага! – торжествующе восклицает Эллери, хватая коробку с рождественскими украшениями. – Крючки. – Она отрывает пару и идет к двери. – Нужно просто их распрямить и… – Несколько секунд она молчит, затем досадливо стонет. – Они недостаточно крепкие. Просто гнутся. Нам нужно что-то другое. Скрепок не видишь?

– Пока нет.

Я вскрываю еще коробки и роюсь в их содержимом, но теперь в голове стучит уже не на шутку, и она так кружится, что картинка перед глазами начинает расплываться. Я с трудом встаю и оглядываю комнату. Нет ни окна, которое можно разбить, ничего тяжелого, чем можно выбить дверь. Я переворачиваю новые коробки, разбрасывая их содержимое по полу. По крайней мере устроим беспорядок, посещает меня смутная мысль. Люди хотя бы смогут понять, что здесь что-то происходило.

Но мои движения вялы и замедляются с каждой секундой. Мне хочется только лечь и уснуть.

Я не могу поверить, что уже об этом думаю.

Я не могу поверить, что наконец узнал, что случилось с Лейси и Брук, слишком поздно, чтобы принести какое-то облегчение их родителям.

Я не могу поверить, что у меня не будет возможности извиниться перед братом.

У меня опускаются веки, такие тяжелые, что я едва улавливаю блеск какого-то предмета на полу. Одна маленькая, одинокая канцелярская скрепка. Я бросаюсь к ней со сдавленным торжествующим криком, но поднять уже не в силах. Руки у меня как резиновые и не слушаются, словно я надел гигантские перчатки Микки-Мауса. Наконец подняв ее, я поворачиваюсь к Эллери и к двери.

Эллери лежит перед ней без движения.

– Эллери! – Я хватаю ее за плечи и пытаюсь привести в чувства, держу ее лицо в ладонях до тех пор, пока не убеждаюсь, что она дышит. – Эллери, давай. Проснись. Пожалуйста.

Она не отвечает. Я осторожно кладу ее на пол и возвращаюсь к скрепке.

Я могу сделать это и без нее. Просто нужно разогнуть скрепку и приступить к работе. Если бы только мои руки не превратились в надувные перчатки, было бы намного легче.

Если бы только мой мозг не хотел взорваться.

Если бы только мне не пришлось остановиться из-за приступа рвоты.

Если бы только я мог видеть.

Если бы только…

Эллери

Пятница, 11 октября

Я хочу открыть глаза, но свет слишком яркий и болезненный. Тихо, если не считать мягкого попискивания, и в воздухе слабо пахнет отбеливателем. Я пытаюсь поднять руку к тому мучительно больному месту, которым является моя голова, но рука плохо двигается. Что-то воткнуто в нее или прикреплено к ней.

– Ты меня слышишь? – спрашивает негромкий голос. Прохладная, сухая ладонь прижимается к моей щеке. – Эллери? Ты меня слышишь?

Я пытаюсь ответить «да», но испускаю лишь стон. Горло болит так же сильно, как и голова.

– Прости. Не разговаривай. – Ладонь покидает мою щеку и обхватывает мою руку. – Сожми, если ты меня понимаешь. – Я с трудом отвечаю на просьбу, и на мою руку падает что-то влажное. – Слава богу. С тобой все будет хорошо. Тебе дали кислород под повышенным давлением и… Ну, думаю, подробности сейчас не важны, но ситуация вроде бы налаживается. Ты хорошо выглядишь. О, бедная моя девочка!

Моей руке мокро. Я чуть-чуть разлепляю глаза и вижу слабые очертания комнаты. Стены и потолок, переходящие друг в друга четкими белыми линиями, освещенные бледно-голубым светом флуоресцентных ламп. Передо мной склоненная седая голова в обрамлении трясущихся плеч.

– Как? – спрашиваю я, но сло́ва не получается. В горле ужасно пересохло. Я пытаюсь сглотнуть, но без слюны это невозможно. – Как? – снова скриплю я. По-прежнему неразборчиво, даже для моих собственных ушей, но бабушка, кажется, понимает.

– Тебя спас твой брат, – отвечает она.

Я чувствую себя Сейди в роли робота в «Защитнике». Это не стыкуется. Как Эзра оказался в подвале у Нилссонов? Но не успеваю я задать новый вопрос, как все снова меркнет.

Когда я прихожу в себя в следующий раз, в окно льется бледный солнечный свет. Я пытаюсь сесть, но какая-то фигура в хирургическом костюме с узором из парусников мягко заставляет меня лечь обратно.

– Еще рано, – произносит знакомый голос.

Я моргаю, пока Мелани Килдафф не оказывается в фокусе. Я хочу с ней поговорить, но горло горит огнем.

– Пить, – хриплю я.

– Кто бы сомневался, – сочувствует она. – Но пока только несколько глотков, ясно? – Она приподнимает мою голову и подносит к губам пластиковую чашку. Я жадно пью, пока она не убирает воду. – Давай посмотрим, как ты справишься с этим количеством, прежде чем попить еще.

Я бы возразила, но у меня уже крутит живот. Ну, хотя бы немного легче говорить.

– Малкольм? – удается мне выговорить.

Она успокаивающе кладет ладонь на мою руку.

– В другой палате по коридору. С ним все будет хорошо. И твоя мать летит сюда.

– Сейди? Но она же должна находиться в «Гамильтон-хаусе».

– О, милая. Кому сейчас есть до этого дело.

Я вся чувствую себя высохшей, словно пыль, поэтому удивляюсь, когда по моим щекам бегут слезы. Мелани присаживается на край кровати и обнимает меня. Я цепляюсь за ее одежду и крепко сжимаю, притягивая ее ближе.

– Простите, – скриплю я. – Простите за все. Мистер Нилссон…

Я замолкаю, потому что к горлу подкатывает тошнота.

Мелани помогает мне сесть.

– Пусть вырвет, если нужно, – успокаивает она меня. – Прямо здесь, это ничего.

Но позыв проходит, и я, вся в липком поту, чувствую себя совершенно измученной. Я долго ничего больше не говорю, сосредоточившись на том, чтобы отдышаться.