— Что будете пить? — спросил Купер. — Я принесу.

Он поднял руку, словно хотел предупредить возражение с ее стороны.

— Могу позволить себе купить вам что-то выпить! — резким тоном сказал он. — Это самое меньшее, что я могу сделать.

— Тогда диетическую колу со льдом и лимоном, — ответила Ева, с любопытством размышляя, всегда ли он такой обидчивый.

Пока Купер ходил за напитками, она выбрала столик в дальнем углу и села на удобный бархатный диван. Из колонок доносилась бодрая музыка Вана Моррисона, что-то о драгоценном времени, которое ускользает. Какая ирония, подумала Ева. Куперу не следовало бы это слушать. Она исподволь наблюдала, как он обменялся несколькими словами с молодой девушкой, которая теперь переместилась за барную стойку. Девушка кокетливо засмеялась, его лицо оживилось в ответ, и он широко улыбнулся. Это был совсем другой Купер, не тот, с которым она привыкла иметь дело.

— Идите сюда и садитесь, — негромко позвала она, указывая на диван рядом с собой. Переложила пальто и сумку на ближайший стул и подвинулась, чтобы освободить место. — Не хочу, чтобы кто-нибудь слышал, о чем мы будем разговаривать.

Купер опустился рядом с ней и утомленно откинулся на подушки. Сделал большой глоток из стакана, тяжело вздохнул и повернулся к ней:

— Не понимаю, почему вы хотите продолжать после всего, что случилось с вами.

— Потому что я должна, — сказала Ева. — Я выдержу.

Когда она произнесла это вслух, то поняла, что действительно выдержит. Поразительно, но она не изменилась как личность, не чувствовала себя в меньшей степени женщиной, не утратила способность противостоять миру, не потеряла вообще ничего из-за того, что с ней сделали. Случившееся не сломит ее, какой бы хрупкой она себя ни чувствовала. Воля продолжать, двигаться вперед никуда не делась.

— Бывают вещи и похуже. — Увидев выражение его лица, она добавила: — Подумайте о том, что случилось с Мики.

— Я больше ни о чем другом и не думаю. — Купер сделал еще один глоток и поставил стакан на стол. — В прошлом у нас бывали трудные и разочаровывающие дела. Но ничего близкого к тому, что мы имеем сейчас. Четверо из нас основали общество «Справедливость»: я, Кристен и еще два журналиста. Мы собрали деньги и привлекли в качестве консультантов кучу экспертов, которые были готовы уделять свое время бесплатно. Мы думали, что у нас все получилось, что мы вернем права этому миру. Возможно, мы были наивны, считая себя борцами за справедливость и за прочую идейную чушь, думая, что можем действительно что-то изменить. Мы помогли освободить несколько человек, которые не должны были сидеть в тюрьме, так что не все наши усилия были напрасными. Мы что-то изменили…

— Конечно изменили.

— Слава богу, что у нас в стране нет смертной казни. Конечно, иногда мы ошибались. Но в итоге мы просто пытались честно и достойно сделать работу для людей, которые стали жертвами системы. Точка. — Он встретился с ней глазами. — Я никогда не подписывался ни на что подобное. Поиск Мики… Вся эта тягомотина с полицией… То, что случилось в Ковент-Гардене… Даже если это был несчастный случай, человек погиб почти у меня на глазах. Я не могу не думать об этом и особенно о Мики. Эта квартира. Темнота. Как я нашел его. Омерзительная вонь…

— После всего, что вы пережили, так себя чувствовать совершенно естественно.

— Да?

Он посмотрел на нее, будто она прилетела с другой планеты.

Ева ничего не сказала. Ей не хотелось объяснять, почему она понимает, что он описывал. Возможно, со временем воспоминания немного поблекнут и потеряют свою остроту, но тот, кто сказал, что время лечит, солгал. Никакого мира в душе не наступает. Картины прошлого всегда будут рядом, как занозы, глубоко вонзившиеся в кожу и гноящиеся там. Еще хуже были кошмары. Она вспомнила наркотические видения прошлой ночи и, вздрогнув, попыталась изгнать их из своего сознания. Ужас воспоминаний, которые наркотический сон оживил с новой, чудовищной яркостью, никогда не оставит ее. И хотя она снова и снова повторяла себе, что теперь она совершенно другая, по сравнению с тем, как она выглядела в двенадцать лет, что никто не сможет ее разыскать, иррациональный страх все равно оставался. Ей нечего было ему посоветовать.

— Вы считаете, что ответственны за смерть Мики? — спросила она после короткого молчания.

Он повернулся к ней:

— Конечно. — В его глазах горел огонь.

— Вы не должны так думать, Дэн. Не обвиняйте себя. Мики был профессионал. Он знал, что почем.

— А я дурак-любитель, который лезет не в свои дела.

— Это не то, что я имела в виду.

— Но таким я себя сам считаю. — Он развел руками. — Что полезного я делаю? Как это поможет Шону Фарреллу? Все безнадежно. — Купер возвел глаза к потолку, словно надеясь на божественное вмешательство. — Пора, наверно, закрывать лавочку. Общество все равно на последнем издыхании, если только я не найду новый источник финансирования.

— Почему же вы все еще продолжаете? Почему это так много значит именно для вас?

Он вздохнул:

— Иногда я думаю, не сошел ли я с ума. Но я просто должен это делать. Я верю в свое дело.

— Я уверена, есть что-то большее, правда?

Он поднял на нее взгляд:

— Мой брат сидит в тюрьме за преступление, которое он не совершал. Не хочу вдаваться в детали, но я абсолютно ничего не могу с этим сделать. Мне пришлось смириться. Но я хотя бы могу помочь другим людям. По крайней мере, я чувствую, что что-то делаю.

— Простите… Я не знала.

Теперь понятно, почему в его карьере произошел такой резкий поворот и почему, несмотря ни на что, он все еще старался что-то делать, когда большинство людей давно уже опустили бы руки.

— Я мало об этом говорю. В конце концов, это никого не касается. Но я не единственный, кто на собственном опыте убедился в пороках системы правосудия. У Софии дядя и двоюродный брат в тюрьме в Польше, оба сидят по сфабрикованным обвинениям в политической коррупции. Она родом из маленького городка недалеко от границы с Украиной. Ее отец был там мэром, пока не разразился скандал, и, хотя он избежал тюрьмы, его заставили уйти в отставку и разорили, а, по ее словам, он не сделал ничего плохого. Может быть, в Польше дела обстоят по-другому, но когда пройдешь через подобные вещи, то понимаешь, что справедливость — весьма замаранное понятие.

Ева заметила слезы на его глазах — возможно, от горечи, разочарования или безнадежности — и почувствовала сострадание к нему.

— Вы не должны сдаваться. Почему бы вам не переехать в другой офис, подешевле? Арендная плата и тарифы здесь должны быть довольно высокими.

Купер покачал головой:

— Офис и квартира наверху достались нам бесплатно, спасибо одному из наших благодетелей.

— А нет какого-то другого способа сократить расходы и продолжать работать?