Я замерла, поднеся стакан к губам.

– Отменили?

За эти прошедшие недели единственной тучей, нависшей над моим счастьем с Айзеком, была вечеринка Wexx и присутствие там Ксавьера Уилкинсона.

Мама вздохнула.

– Не удивлюсь, если половина приглашенных написала «нет» и Wexx прозрел.

Обычно у меня начинался зуд от маминого предубеждения против Среднего Запада, но сегодня я едва ее слышала.

– Итак, – я аккуратно поставила стакан на стол. – Уилкинсоны не приедут сюда?

– Уиллоу, ты слушаешь меня? Зачем они будут приезжать, если вечеринку перенесли? Она пройдет в Манхэттене. Конечно, нас всех пригласили…

– Не могу поехать. У меня много школьных заданий и приближается премьера пьесы. Вы езжайте. Повеселитесь.

– Ладно, – сказала мама, растягивая слова. – Ты ужасно сговорчива. Больше похожа на себя.

Я пожала плечами.

– В действительности… В последний раз так было… прошлым летом? Примерно в твой день рождения. – Она нахмурилась, раздумывая над чем-то. – Уиллоу?

– Да?

Ее изящные брови сошлись на переносице, а наманикюренные ногти начали отбивать ритм по стойке, как и всегда, если ей в голову приходила неприятная мысль.

Я задержала дыхание. Я почти видела, наконец, как она складывает воедино события прошлого лета. Встречу с Ксавьером в Wexx на вечеринке в честь Четвертого июля. Как я рассказала ей, что все было круто. Как она была рада за меня, потому что он «правильный молодой человек». Она не знала о вечеринке в честь дня рождения, которую несколько недель спустя я сама организовала, но она знала, что после этого я больше не говорила о Ксавьере. Все было прямо у нее под носом.

– Уиллоу, – сказала она, и в голосе послышалась дрожь. – Ты понимаешь, что Уилкинсоны очень важны для нашей семьи? Твой отец преданно работал на Wexx, и несмотря на наш переезд, они были к нам добры.

В горле пересохло, и я могла лишь кивнуть.

– Помня об этом, ты ничего не хочешь мне рассказать?

Было больно слышать эти слова, срывающиеся с ее губ. Что мне с ними делать? Рассказать ей правду и разрушить образ ее жизни? Ради обвинения, у которого нет доказательств, даже моих ясных воспоминаний?

С этим ничего нельзя было поделать, особенно учитывая, что Ксавьер не собирался в скором времени приближаться к моему приемному штату. Я отхватила немного счастья с Айзеком. И не собиралась просто отпускать его.

– Нет, мам, – сказала я и поцеловала ее в макушку. – Пора бежать, опаздываю в школу.

Она похлопала себя по волосам, где я оставила поцелуй, и раздраженно вздохнула. Но ее ноготки перестали выстукивать дробь.

– Хорошо проведи этот день. Не возвращайся с репетиции слишком поздно. Боже, такое впечатление, что ты живешь в театре.

– Премьера спектакля через две недели, – сказала я. – У нас технические репетиции и полные прогоны на этой неделе, а на следующей неделе генеральная репетиция…

Но она уже уткнулась в свой журнал.

* * *

После занятий я убивала время, катаясь по Хармони, ожидая, когда Айзек закончит работать. Сначала я поехала к «Коттеджам». Они были одним из углов треугольника моих любимых мест: «Коттеджи», ОТХ и лабиринт из живой изгороди.

Все что мне нужно в радиусе трех километров.

Я остановилась перед одним из коттеджей. Милый, светло-синий, с белой отделкой. Во дворике перед зданием стоял знак «Продается», казавшийся таким же старым и поблекшим, как и сам дом. Рынок недвижимости не впечатлял, но я была рада, что этот дом еще не купили.

«Однажды», – подумала я.

Я поехала обратно в город и остановилась в книжном, чтобы выбрать комикс для Бенни. Айзек упоминал, что тот хорошо учится в школе. Мне еще только предстояло его встретить, но Айзек всегда тепло о нем отзывался. Я решила, что Бенни заслужил награду, не просто за школьную работу, но за то, что важен для моего парня.

«Парня»?

Слово подкралось, и мое сердце затрепетало. И хотя это было, наверное, глупо, я решила его беречь.

В начале пятого я подъехала к лабиринту из живой изгороди и оставила велосипед у таблички. Синий Dodge Айзека уже стоял в дальнем углу стоянки. Теплое солнце ярко светило, подготавливая воздух к летней духоте. Я подняла руку, прикрывая глаза. За живой изгородью было поле высокой травы и деревья. Нам пришлось пробираться туда несколько раз, когда другие посетители приходили погулять по лабиринту.

Теперь я легко нашла путь через лабиринт и увидела Айзека, сидящего в мельнице. На коленях у него лежал сценарий, а в руках он держал ручку. Конец ручки выглядел пожеванным – он грыз ее, чтобы удерживаться от курения в моем присутствии.

Я остановилась и мгновение наблюдала за ним, а мои глаза любовались им, запоминали каждую деталь. Длинные ноги в джинсах, черная футболка, подчеркивающая широкую грудь. Горы бицепсов и загорелые предплечья. На одном татуировка «Я горю. Я страдаю. Я погибаю».

Айзек сказал мне, что это строки из «Укрощения строптивой», и он выбрал их, потому что они как будто описывают его жизнь. Горящий талант, бесконечная жажда лучшей жизни и страх, что он ее так и не добьется.

«Он добьется ее. Но прямо сейчас он принадлежит мне».

Айзек склонился над сценарием с суровым и серьезным лицом. Но я знала человека за этим неприступным фасадом. Он был гениален и поэтичен. Он защищал меня. Его жизнь закалила его, но не сломала. Он показывал свою нежную сторону только мне.

Он поднял взгляд, и на губах появилась улыбка.

– Привет.

Во мне пробудилось желание. За последние несколько недель оно просыпалось медленно, мое тело оттаивало под руками Айзека, хотя он всегда касался только моей одежды, пока мы целовались.

Или, возможно, потому, что он больше ничего не делал. Никогда не давил на меня словами или действиями. Он целовал меня, и поцелуи были идеальны. Он нежно прикасался ко мне, пока мое тело не поняло разницу между его руками и туманным призраком «X».

Теперь я хотела большего.

Айзек поднялся на ноги и пересек короткое расстояние между нами. При росте метр восемьдесят он возвышался надо мной, и мне нравилось чувство защищенности, которое я ощущала рядом с ним.

– Я принесла кое-что для Бенни, – сказала я, а мое сердце затрепетало. – За отличную контрольную по наукам, – я отдала ему комикс. – По словам Энджи, Люк Кейдж – крутой плохой парень.

– По словам Бенни, тоже, – сказал Айзек. – Я отнесу комикс ему завтра утром.

– Как твой отец? – Сегодня был понедельник, и это значило, что вчера Айзек ходил в трейлер, чтобы отдать отцу деньги за неделю.

Глаза Айзека потемнели.

– Плохо, – сказал он. – Думаю, он стал больше пить. Я попытался поговорить с ним о лечебнице, но он отказывается туда идти, а я не могу позволить себе поместить его в место получше. Пока еще нет.