Отца и брата погубила ничем не обоснованная в космополитическую эпоху привязанность к Милану и партии гибеллинов. Однажды выбрав службу у герцога Сфорца, отец сохранил ему верность до конца. Он погиб в сражении с флорентийцами и папскими наемниками под водительством Бертольдо Орсини.

Отец и старший брат Джакопо отчаянно защищали главный миланский штандарт, были взяты в плен и, как носители ненавистной фамилии Пиччинино, растерзаны флорентийцами.

Джакопо тоже попал в плен и спасся только благодаря тому, что был совершенно не похож на отца и брата. Три раза пленные называли его по фамилии и трижды ему удавалось убедить неприятельских солдат, что он не Пиччинино и даже толком не знает никого из этого рода.

В плену Джакопо пробыл совсем недолго. Он познакомился с Силезио, молодым сыном Бертольдо, вскружил ему голову и они вдвоем бежали под майским дождем прочь от грубых армейских нравов.

За два года совместных скитаний Джакопо сделал из Силезио отъявленного негодяя. Они разбойничали на большой дороге, подделывали дензнаки заморских стран, трахались в заброшенных замках.

Самые крупные барыши приносил шантаж. Силезио подкладывался зажиточным венецианцам, а Джакопо в это время приударял за их женами. Стоило одержать победу на одном из фронтов – и для купеческого семейства начинался кошмар. Или Джакопо вроде бы случайно накрывал чудовище о двух спинах в укромном кабинете бани, или Силезио вламывался в тет-а-тет своего любовника с чужим нескромным сокровищем. Молчание Джакопо и Силезио обычно стоило дорого, но с мужчин благородные разбойники порою брали и незатейливыми услугами. Силезио просто умирал от восторга, когда его обожаемый Джакопо мытарил на рекорд минут по пятьдесят надменного судовладельца, который до этого обряжал его, Силезио, в обноски своей дочери и заставлял сидя мочиться на портрет отца.

Потом конъюнктура изменилась. Фамилия Пиччинино озарилась ореолом мученичества. Джакопо достал её, как дедовскую кокарду, из подполья, оттер от крови, отчистил песком и мелом, и нацепил на берет, чтобы отныне носить её с умеренной гордостью человека, который не имеет титула, но знает цену своей знаменитой родословной.

К этому моменту у них с Силезио появились кое-какие сбережения. Джакопо купил представительные доспехи, лошадей, оружие и нанял десять конных лучников.

– Джакопо Пиччинино, потомственный кондотьер, – с достоинством представился он властям Венеции. Двое из присутствующих, которые знали этого джентльмена в ином качестве, покраснели до корней волос и отвели глаза.

С Пиччинино подписали контракт, он получил доступ к городской казне и начал комплектовать армию – планировался поход в земли герцогства Миланского. Между тем, не сговариваясь, Пиччинино заказали два члена городского совета.

В первый раз наемные убийцы были перебиты чутким Пиччинино лично, при помощи кочерги и четырех заряженных арбалетов, которые он всегда держал у изголовья своей кровати.

Во второй раз ему повезло меньше. Кондотьер был ранен отравленной стрелой в бедро. Лучник-снайпер метил кондотьеру в пах, но Пиччинино носил под матерчатым гульфом литую стальную деталь и наконечник ушел в сторону. Следующая стрела по-любому добила бы Пиччинино, если бы у лучника в самый пиковый момент не лопнула тетива.

Впрочем, и одна стрела чуть было не свела Пиччинино в могилу. Несмотря на то, что прямо там, на улице, Силезио вырезал из его бедра наконечник вместе с мясом, несмотря на незамедлительное прижигание и последующее ополаскивание раны, яд успел войти в кровь. Пиччинино не мог ни пить, ни есть. На его голове появились и начали стремительно множиться седые волосы. Белки глаз пожелтели и вскрылись частой сеткой красных прожилок. Одноколесная колесница, запряженная одноногим василиском, уже пробиралась к кондотьеру сквозь заторы на адских трактах. К концу недели должна была поспеть.

Дружка спас Силезио. Пять дней он простоял на коленях перед алтарем собора святого Марка. А на шестой в Венецию занесло проездом доктора Кукулуса, с виду ничем не примечательного выпускника Салернской школы. Поставить свечу святому Марку Кукулус полагал единственным оправданием своего появления в продажном городе дожей.

Заметив коленопреклоненного молодого человека, который застыл у алтаря надгробным изваянием, Кукулус осведомился у служки что за несчастье. Служка шёпотом пояснил. «Умгу», – кивнул Кукулус и опустился на колени рядом с Силезио. Они познакомились.

Вскоре гондола с Силезио и Кукулусом причалила у ступеней резиденции умирающего командарма. Джакопо уже давно не приходил в сознание. Кукулус осмотрел его рану, подивился необычным формам детородного органа, прощупал пульс, изучил язык, ковырнул ногтем подозрительный красный налет на серебряном нательном крестике Джакопо, и отозвал Силезио в сторонку.

– Откровенно говоря, Ваш друг совершенно безнадёжен, – сказал Кукулус. – Поэтому у Вас есть выбор: либо отослать меня с миром, либо беспрекословно принять все мои рекомендации к незамедлительному исполнению, не вступая со мной в невежественные дебаты.

Что такое «дебаты» Силезио не знал, но всё равно оживленно закивал.

– Хорошо. В таком случае велите незамедлительно нагреть побольше воды. Также нам потребуется и вода охлажденная. Для этих целей следует поместить в самый глубокий подвал с каменной кладкой емкости с водой и обдувать их при помощи переносных кузнечных мехов. Далее – пошлите двух людей к горшечникам за хорошей глиной. Она не должна быть чрезмерно сухой или жирной, красной или белой, а только желто-коричневой и в меру сочной. И главное – отправьте посланцев в местные монастыри. Пусть соберут в сосуды мочу самых молодых, самых тощих и здоровых с виду монахов. Пусть платят за неё любую цену, сочиняют любые небылицы, но нам нужно никак не менее десяти ведер.

– Мочу монахов?! – только боязнь упасть в голодный обморок удерживала Силезио от того, чтобы избить шарлатана-насмешника до полусмерти.

– Молодой человек, Вы обещали без дебатов, – Кукулус смотрел на Силезио в упор без тени испуга или улыбки. – Если всё это не будет доставлено в ближайшие три часа, я уйду восвояси, а Ваш друг опустит в могилу вторую ногу.

Силезио судорожно вздохнул и отдал необходимые указания слугам. Когда те, похихикивая, отправились исполнять прихоти сбрендившего кондотьера, доктор стал у изголовья кровати Пиччинино. Не смущаясь бесчувствием больного, Кукулус вступил в общение с органами кондотьера.

С каждым он разговаривал на свой лад. Мозг Кукулус заклинал умиротвориться, избавиться от обманных видений и уверовать в исцеление. Сердце ласково просил не впускать в себя дурную кровь, а разогнать её поближе к кожным покровам. Почки – воспрянуть и изготовиться к доброй работе. Желудок и кишки получили строгий наказ принять в себя гнойные выделения и исправно вернуть их природе по первому же требованию Кукулуса.

Через два часа появились и глина, и моча, и вода горячая, и вода ледяная, и бадьи, и тазики. В мочу Кукулус насыпал травок из своего походного сундучка и приказал выпарить на огне шестьдесят шесть сотых первоначального объёма жидкости. Тем временем бесчувственное тело Пиччинино погрузили в бадью с горячей водой. В другой бадье замешали глину, а после влили в неё три ведра упаренного зелья. Пиччинино к этому моменту побагровел, как рак.