Во время записи The Idiot и Lust For Life Джима, по собственному признанию, мучили фантазии о «реванше. Каждую ночь ложился с одной мыслью: дайте срок, и все у меня будет, и эта у меня попляшет, и этот тоже». Наверное, эти мстительные фантазии и заставили его продешевить, совершить шаг, разом похеривший все с трудом заработанные карьерные перспективы: он записал за копейки и выпустил концертный альбом, просто чтоб освободиться от контракта с RCA и по-быстрому срубить капусты.

На RCA Игги всегда считали какой-то диковинной зверушкой. Вот Дэвида Боуи уважали: он гарантированно приносил доход, а команда его внушала всем восхищение и робость. Но панк-революцию они рассматривали как отклонение и полностью игнорировали, а самым перспективным вложением 1977 года считали контракт с софт-рок-группой Sad Café. Альбом The Idiot еще как-то постарались раскрутить, но когда пресс-агент Игги, Робин Эггар, услышал тестовый пресс Lust For Life и стал убеждать начальство выпустить на сингле “The Passenger”, суля верный хит, его никто не послушал. «Думаю, Игги понимал, что на RCA фишку не секут, – вспоминает он, – и подозреваю, что он с большим удовольствием над ними издевался». Выпустив концертную пластинку, Игги мог разделаться с обязательствами перед RCA и при этом получить полноценный аванс за новый альбом – чем не реванш. TV Eye Live, лебединая песня Игги на RCA, вышел в мае 1978 года; он был собран из пультовых записей, взятых с туров The Idiot и Lust For Life и несколько причесанных Эду Майером на студии Hansa. Вскоре Игги уже во всеуслышание хвастался, как потратил на альбом всего 5000 долларов, а получил целых 90 000 (похоже, преувеличивал). Когда в ноябре 77-го лейблы Bomp Records в США и Radar в Великобритании собрали пластинку Kill City из пленок, которые им продал Джеймс Уильямсон, Игги публично возмущался ее «неудовлетворительным качеством». Однако если и был у него альбом, сварганенный исключительно ради денег, то это именно TV Eye. Сыграно все хорошо, но очевидно, что Игги просто решил дешево отделаться от RCA, – а со стороны это выглядело как творческий застой.

Еще в начале 1978 года Джим решил уволить братьев Сэйлс. Играли они здорово, но люди были упертые и никого не слушали: «С ними не соскучишься», – говорит Эстер Фридман. По словам Тони, Игги говорил с ним откровенно и жестко: «Игги позвонил мне в конце тура. И это после сотен концертов, чего только не было, два года жизни вместе провели. “Вы мне не нужны!” Я говорю: “Надеюсь, это шутка?” А он: “Вы, братья Сэйлс, как героин – обойдусь без вас”».

Хант тоже был травмирован. «Он всех кинул. Иду по Сансет-стрипу, смотрю, в витрине пластинка – TV Eye. Мне о ней ничего не говорили, мне за нее не заплатили. Удивительно, когда человек, который столько пережил, вдруг сам так обходится с людьми».

Эстер Фридман подчеркивает, как щедр был Джим в берлинские времена, как щепетильно платил музыкантам; на самом деле он ухватился за идею с TV Eye Live, чтобы выкарабкаться из отчаянного положения. Но то, как безжалостно он разделался с братьями Сэйлс, отчасти было, похоже, очередным эпизодом карьерного мазохизма и самосаботажа. Если так, то он получил сполна, наняв новых музыкантов – Sonic’s Rendezvous Band (SRB). Это была настоящая детройтская супергруппа, которая прошла практически незамеченной, выпустив единственный легендарный сингл “City Slang”. Собрал ее гитарист MC5 Фред Смит: вокалист Скотт Морган из The Rationals, на барабанах “dum dum boy” Скотти Эштон и бывший басист The Up Гэри Расмуссен. В 1977 году, проезжая через Детройт, Игги сыграл с ними джем; теперь он позвал их в тур по Европе в поддержку TV Eye Live, и они согласились, а Скотта Моргана оставили на лето околачивать груши в Анн-Арборе. С SRB Игги получил прекрасную возможность вернуться к детройтскому гитарному звучанию. При этом Фред Смит, чертовски талантливый гитарист, но человек несговорчивый и гордый, записи слушать отказался, настаивая, что надо делать все заново, с нуля. «Столкнулись лбами, – говорит Скотти Тёрстон, которому поручили отрепетировать с группой материал в промозглой студии в Бэттерси, на юге Лондона. – Если бы встретиться, обсудить нормально, приличная бы вышла команда… Но ничего такого не было».

В результате для изматывающего европейского тура была сделана бескомпромиссная пост-«студжевская» программа, причем с песнями периода RCA обошлись безжалостно; “Lust For Life” и даже “I Wanna Be Your Dog” превратились в скучные, безликие рок-номера, зато “Kill City” и новая песня “Five Foot One” звучали неистово. Между Игги и Фредом Смитом было постоянное трение, и на предложение SRB поработать с ним в Америке Джим получил отказ. Это расстроило Скотта Эштона: «У нас намечался отпуск, а я давно не был дома. Но если бы я знал, как это важно, – клянусь Богом, я бы остался». Пройдет двадцать лет, прежде чем Игги снова сыграет с тем, кого часто называл своим любимым барабанщиком; а соперничество с Фредом Смитом обострилось, когда он узнал, что Фред приходил к Эстер слушать пластинки. Через некоторое время, когда Эстер не было дома, Игги пробрался в квартиру и учинил, как говорит Эстер, разгром: «Взял бритвы и везде повтыкал – в абажуры, в стены за зеркалами, везде».

За следующие несколько лет Эстер научилась мириться с подобной паранойей и комплексами, а также с девицами-групи на гастролях: «Через некоторое время понимаешь, что все это часть личности Игги», – говорит она, подчеркивая, что Джим Остерберг, с которым она чаще имела дело, был нежен и внимателен. Если у него были деньги, он делился; он был интеллектуал, романтик, часто дарил ей цветы или еще что-нибудь. При необходимости бывал очаровательно скромным. Однажды после крупной ссоры Эстер услышала, как открывается дверь, и увидела, как по прихожей семенит заводная кукла – такой китч, что даже весело, – с песенкой: «Детка, вернись. Детка, вернись». «Ну как тут устоять? – смеется Эстер. – Помирились, конечно. Прямо не верится: специально пошел, нашел где-то эту дурацкую куклу».

К осени 1978 года у них дома было уже вполне уютно; Эстер со вкусом украсила квартиру подушками и картинами. Для Джима это был первый опыт постоянной жизни с женщиной: покупать продукты, готовить, проводить вместе время, ходить в гости к друзьям на воскресный обед, например к Мартину Киппенбергеру. В гостиной торжественно поместился написанный Дэвидом портрет Игги – рядом с проигрывателем, магнитофоном, телевизором и новеньким «телекастером», с которого еще даже не сняли ценник. Игги часами придумывал риффы, для вдохновения слушал пластинку «Роллингов» Some Girls и кушал «Штерн» – легальный мягкий стимулятор, на котором немецкие школьники любили сдавать экзамены. Благодаря авансу за TV Eye Live денег хватало, а еще у Джима появился новый менеджер, который нашел ему новый контракт. Питер Дэвис ушел с высокой должности в международном отделении RCA в Лондоне, чтобы заниматься делами Игги. Это был приятный, вполне респектабельный человек, беззаветно преданный музыке Игги, и скоро он нашел поддержку в лице Бена Эдмондса, того, что раньше работал в журнале Creem, – теперь он возглавил отдел артистов и репертуара на лейбле Arista. Чарльз Левисон с января стал в «Аристе» директором. Оба очень хотели подписать Игги. Эдмондс еще со времен Kill City верил, что Игги может записать великолепный альбом – коммерческий и при этом агрессивный; Левисон говорил о нем: «Стопроцентно настоящий и потрясающе харизматичный; интересная, сложная личность, один из самых ярких и умных музыкантов, которых я когда-либо встречал».