К лету 1979 года Игги Попа уважал уже почти весь мир. Он славился как один из главных архитекторов музыкального ландшафта конца 70-х. Lust For Life и New Values были свидетельствами прогресса: он далеко ушел от панковских корней, в то время как его ученики продолжали работать по этой формуле. Именно эти факты вдохновили идею «последнего натиска», результатом которой стал альбом Soldier. Все были убеждены: еще «одно последнее усилие» – и Игги прорвется в мейнстрим, совершит, что называется на жаргоне музыкальной индустрии, «кроссовер». Но, как подтвердит любой военный историк, стратегия «одного последнего натиска» неизменно ведет к поражению.

В начале 1979 года Бен Эдмондс ушел из «Аристы» в EMI, оставив своих главных артистов, Игги Попа и Simple Minds, на попечение преемника – Тарквина Готча. Готч и Игги так и не смогли найти общий язык. «Мы ни разу даже толком не поговорили, так и не подружились», – говорит Готч, который, вероятно, и придумал собрать для Игги группу из музыкантов британской «новой волны» и записать альбом на студии Rockfield, расположенной на старой ферме неподалеку от Монмута, в Уэльсе. Продюсером снова взяли Уильямсона. Он был вполне доволен альбомом New Values («Джим принес кучу дерьма, а мы слепили из него что-то почти приличное»), но чувствовал, что тот проект потребовал от него слишком многого. Он не готов был снова так вкладываться, и ему очень не нравилась перспектива записываться в Уэльсе, без Скотта Тёрстона. «На New Values я смог многое сделать по-своему, – вспоминает он. – На этот раз Игги и Питер Дэвис пытались вернуть себе руль». Впрочем, несмотря на все минусы, Уильямсон согласился, в последний раз.

Глен Мэтлок и Клаус Крюгер были полны оптимизма. Клаус приехал на машине из Берлина в Лондон, где встретился с Джимом и Джеймсом (оба снимали квартиры в Мейфэре), и на репетициях его поразила игра Уильямсона: «Он воткнул “Лес Пол” в 50-ваттный “маршалл”, выкрутил на полную мощь, звучало фантастически». Но агрессивная подача времен Stooges была утрачена, самому играть уже не хотелось, и когда Мэтлок привел своего товарища по Rich Kids Стива Нью, Уильямсон отложил гитару и все партии передал Стиву. Мэтлок, впрочем, заметил, что Джиму нелегко: от него требовалось, не успев отдохнуть после тура и дождаться вдохновения, выдать новый материал, причем с незнакомыми музыкантами – еще неизвестно, подойдут они или нет.

Еще одним рекрутом из рядов «новой волны» стал клавишник Барри Эндрюс из XTC. Покинув эту эксцентричную поп-группу, он ушел в отрыв: жил в сквоте и практиковал, по его словам, «экстремальный секс». Одно время подрабатывал в лондонском зоопарке, и музыканты Игги скоро решили, что его роль в группе – привносить толику чисто английского чудачества: «Чего от него ждать – он же из зоопарка!» Впервые пообедав с Джимом и Джеймсом, Эндрюс поразился нормальности Уильямсона: тот, кажется, даже чересчур стремился быть эффективным продюсером, нацеленным на создание правильного продукта для радио. Джим был очарователен и как будто даже игрив: «Похоже, он всегда так с молодежью», – говорит Эндрюс. Но когда на студии возле рынка Боро в Лондоне начались репетиции, его поразило всеобщее раздолбайство. На лидера тянул, пожалуй, только Глен Мэтлок: он хотя бы говорил остальным, когда менять аккорды, – но, похоже, большие ящики с холодным пивом интересовали всех гораздо больше, чем разбор материала. Все разваливалось, звучало неубедительно, и, что хуже всего, по словам Эндрюса, «никто не рулил».

Джим, кажется, ни о чем не беспокоился, хотя новые тексты писал со скрипом. До сих пор все его альбомы складывались в последний момент, так с какой стати теперь не получится? Но когда музыканты вместе с Питером Дэвисом расположились в студии Rockfield, среди холмов у долины Уай, и приступили к записи, стали сгущаться тучи.

Джеймс Уильямсон гордился своими навыками и с удовольствием обсуждал с Клаусом Крюгером тонкости расстановки микрофонов, которым научился на студии Paramount, но что касается работы с музыкантами, он умел только одно: требовать все новых и новых бессмысленных дублей. «Джеймс говорил: давайте сыграем еще раз, и еще раз, – как будто сдавал экзамен на продюсерскую строгость, – вспоминает Эндрюс. – А на самом деле все только уставали, и звучало все хуже и хуже». Бас Мэтлока и барабаны Крюгера вскоре как свинцом налились. Уильямсон, который вообще не хотел в Уэльс, почувствовал, что теряет контроль над ситуацией; Глен и Клаус, прозвавшие его «Нормальный Джеймс» (“Straight James”), вспоминают, что в студию он приходил с бутылкой водки в одной руке и револьвером в другой. «Считалось, что револьвер заряжен, но я не спрашивал», – говорит Мэтлок; от повторных дублей он, понятное дело, не отказывался. Уильямсон вливал в себя все больше водки и к тому же вбил себе в голову, что необходимо синхронизировать два магнитофона, чтобы получилось сразу сорок восемь каналов, – это, конечно, не ускорило процесс.

Джули Хукер из «Аристы» «вела» запись Soldier, а также нового альбома группы Simple Minds в другом помещении той же студии Rockfield. Ей тоже постоянно названивал Клайв Дэвис: он хотел контролировать все до последней мелочи. Она с симпатией и уважением относилась к Уильямсону, и они обговорили сроки и бюджет. Как и Чарльз Левисон, Джули Хукер была настроена оптимистично; она слышала записи с репетиций, звучало отлично, но теперь работа шла удручающе медленно, и она все чаще становилась свидетелем ссор между вокалистом и продюсером. Иногда ей даже казалось, что Уильямсон смаргивает слезу.

В такой глухомани отвлечься от постоянно растущего напряжения было попросту негде. Одному лишь Барри Эндрюсу, случайному гостю в безумном мире Игги, было все нипочем; он гулял по сельским окрестностям с хорошенькой ассистенткой Мариэллой Фроструп и высматривал волшебные грибы. Все считали его странноватым, но были поражены, с какой скоростью он сочинил кучу изобретательнейших клавишных партий. Бывали минуты отдохновения, например пьянка на день рождения Джули Хукер 13 сентября, когда все разыгрывали комические сценки, – один Уильямсон напрягался, боялся выбиться из графика. По вечерам собирались в столовой и отслушивали на бытовом магнитофоне то, что записали днем. Барри или Глен иногда записывали что-нибудь странное или смешное ради эксперимента или просто для прикола. В таких случаях, а также если кто-то слишком долго возился с новой идеей, Уильямсон говорил: «Оставь для столовой». Если Игги пытался спеть что-нибудь эдакое, он получал ту же отповедь. «Музыка для столовой означало – музыка для собственного удовольствия, то есть, в общем, дрочка», – говорит Эндрюс, который заметил, что Игги все больше раздражается, слыша эту фразу в свой адрес.

Они уже сильно выбились из графика, когда в студии появилось трое гостей. Один из них приехал играть на гитаре. Двое – оказать моральную поддержку. Айвену Кралу позвонил приятель с «Аристы» и сказал, что Игги ищет гитариста. Дэвид Боуи и Коко Шваб просто приехали помочь другу.

По словам Джима Остерберга, Дэвид Боуи вплыл в студию в костюме Алого Пимпернеля, в плаще. Не все теперь помнят этот театральный реквизит, но все прекрасно помнят, какая затем разыгралась драма, – в последнем акте труппа заметно поредела.

По-видимому, Дэвид просто хотел разрядить атмосферу. Наверное, взял пример с самого Игги, который так замечательно развлекал всех своим стендапом во время записи Low. Все немедленно подпали под его чары (особенно Стив Нью, который смотрел на Дэвида с щенячьим восторгом, и еще зашли ребята из Simple Minds); после обеда он устроился в аппаратной, где вокруг него собралась целая маленькая аудитория. Все обратились в слух, а Дэвид болтал, шутил, пил красное вино и в конце концов пустился в долгий рассказ о потрясающем человеке по имени Джонни Биндон.