Н. М. Зобов опубликовал «Беседы о природе» – сборник, который, судя по подзаголовку, следовало читать в городах и селах, а его главы были посвящены земле, солнцу, звездам, растениям и животным [Зобов 1894]. Но если речь Зобова часто звучит покровительственно, то у Кайгородова стиль бесед значительно менее формальный, почти интимный: у него есть дар всех хороших учителей обращаться с учениками как с личностями, увлекать их и развивать их собственные восприятие и мышление. Он не столько предоставляет информацию, сколько учит видеть и понимать.

Очерки и сказки, принесшие Кайгородову славу, изначально появлялись в семейных журналах – «Семейные вечера», «Весна», «Игрушечка», – нацеленных на подрастающую русскую аудиторию среднего класса в последние десятилетия XIX века. Критики, писавшие в 1860-х годах, часто жаловались на то, что публикуемые в России труды, посвященные природе, были написаны не о русской природе [Бабушкина 1948: 300]. К концу 1870-х подобные обвинения были сняты отчасти благодаря таким изданиям, как «Весна» и «Игрушечка». Выпускаемые ведущими представителями русской литературно-культурной интеллигенции обоих полов, они предлагали сочетание переводной и русской литературы вкупе с эссе о природоведении за авторством ведущих ученых[288]. «Семейные вечера» пользовались поддержкой императрицы Марии Александровны и заполнялись «преимущественно переводной сентиментально-нравоучительной и приключенческой беллетристикой» [Дементьев 1959: 455–456]. «Весна» и «Игрушечка» же демонстрировали куда больше изобретательности, если не смелости в выборе авторов, среди которых были М. Н. Богданов и Н. П. Вагнер (профессора зоологии Санкт-Петербургского университета), В. М. Гаршин (чьи рассказы в жанре притчи – крик души человека, гибнущего в мире коррупции и насилия) и Н. В. Успенский, без прикрас изображавший нищету деревни, чем он заслужил признание у радикальных организаций России. Журналы твердо держались курса духовного воспитания и просвещения: многие тексты Кайгородова изначально были опубликованы в «Весне», в компании стихов таких поэтов, как Полонский и Плещеев, переводов басен Эзопа, романов «Приключения Тома Сойера» и «Джейн Эйр», а также очерков по естествознанию Богданова и Вагнера[289]. Как и их более знаменитые предшественники – толстые журналы, ставшие вдохновителями русской общественности в XIX столетии, эти семейные и детские издания стали окном в мир меняющегося мировосприятия и создали антологию культурных и социальных примет последнего поколения царской России[290].

Многие произведения Кайгородова сами представляются маленькими антологиями, составленными из разнообразных областей знания и мудрости и собранными воедино для раскрытия определенной темы. В них цитируются поэты и пословицы, описываются строение растений и характеристики почвы, говорится о традиционных методах использования и экономической ценности; иногда в них вставляются различные истории, рассказывается об играх или сезонных наблюдениях. Эта смесь разнообразных посылов, озвученных в диалоговой форме, которая придает тексту актуальность и интерес, и является сутью того, что читатели и критики подразумевали под «стилем Кайгородова». Важной составляющей этого стиля стало его визуальное решение, иллюстрации, сопровождавшие очерки Кайгородова – сначала в более скромной форме в «Семейных вечерах» и «Весне», затем, уже во всем своем великолепии, в отдельных изданиях, выпущенных Девриеном и Сувориным. В этих изданиях очерки и рассказы Кайгородова наделены художественным и живописным разнообразием, под стать буйству ботаники, этнографии и поэзии, свойственному литературной подаче автора. В коротком предисловии к первому изданию книги «Из родной природы», своей «Хрестоматии для чтения в школе и семье», Кайгородов намекает с тоской на обычные учебники: «…таковые хрестоматии отнюдь не должны отдавать сухостью учебников. Имея целью содействовать воспитанию чувства природы, они сами должны быть, насколько возможно, пропитаны этим чувством (любовь вызывает любовь!)» [Кайгородов 1902: И]. Ключевое слово здесь «любовь» – то чувство, которое ляжет в основу знания и, благодаря знанию, перерастет в заботу

«Беседы о лесе», многократно выходившие в издательстве Суворина с 1879 по 1902 год, включали иллюстрации нескольких разных видов[291]. Ботанические рисунки там были из тех, какие рассчитываешь найти в справочниках по естествознанию: рисунки на целую страницу, представляющие дерево, разложенное на составляющие – в виде побега, цветка, листа, ветви, – каждое из которых описывается в тексте Кайгородова отдельно. Такие ботанические иллюстрации были ему известны по книжкам его детства – увесистому тому «Жизни животных» Альфреда Брема, картинки из которого использовались в книге Кайгородова «Из царства пернатых», и справочникам Эмиля Росмеслера и Готтхильфа Генриха фон Шуберта [Кайгородов 1925:14][292]. Подобные рисунки бывает интересно рассматривать, но они воплощают в себе аналитический и даже противоестественный взгляд на растение[293].

Части дерева располагались рядом без учета их реального размера, и, хотя иллюстрации можно было использовать для идентификации, цельного представления о дереве они не давали. Помимо таких ботанических рисунков, в «Беседах» встречались и другие изображения: полосные репродукции картин Шишкина (который восхищался текстами Кайгородова), собственные фотографии Кайгородова (тоже на целую страницу) тех или иных деревьев из дендрария Лесного института, рисунки отдельных деревьев для иллюстрации роста или отмирания нижних ветвей у сосен (тоже авторства Кайгородова) и, наконец, быть может, самая яркая отличительная черта всей книги – прекрасно исполненные миниатюры, открывающие каждую главу, на которых первая буква начального слова абзаца выделялась и одновременно изображалась как часть лесного мирка[294].

Липа мелколистная. Ботаническая иллюстрация из книги

Д. Н. Кайгородова «Беседы о русском лесе» [Кайгородов 1893, 2: 47]

Дуб. Ботаническая иллюстрация из книги Д. Н. Кайгородова «Беседы о русском лесе» [Кайгородов 1893, 2: 36]

Искусно украшенные заглавные буквы были обычным делом в изданиях XIX века, но эти, в суворинских книжках Кайгородова, особенно хороши. В первых публикациях, еще в «Семейных вечерах», эти буквы чаще украшались условно, например как путти с буквой «С» в руках, без привязки к теме рассказа. В центре внимания – сама буква[295]. Издания же Суворина демонстрируют целый набор заглавных букв, изящных и детализированных. Это почти всегда пейзажи: то дикого леса, то парка или сельскохозяйственных земель с красноречивыми отсылками к занятиям и постройкам человека. Сами буквы на этих маленьких пейзажах еще нужно отыскать, расшифровать и считать среди природных образов. Тут все внимание не на букву, а на картинку целиком, это слияние природных декораций с символом, своего рода игра в прятки. Буква «К», с которой начинается беседа о дубе, расположена на опушке леса, где двое крестьян собрали сено в огромный стог; коса и грабли приставлены к дереву (которое на дуб не похоже) на переднем плане. Эти орудия труда и растущая вверх ветка образуют «лапки» буквы, а ствол дерева формирует ее основу. У подножия дерева лежит корзина, возможно в качестве отсылки к той же букве «К».