Он читает тихим и спокойным голосом. Я слушаю рассказ о превратностях судьбы, слушаю, как слетают с его губ слова.

Когда проходит около часа, как он читает, я сажусь и, взяв книгу из его рук, кладу ее на пол.

Я знаю, что я собираюсь сделать. Я знаю, что это последний раз, когда я делаю это. Я знаю, что я хочу, чтобы это запомнилось. Долгие годы у меня не было возможности попрощаться с ним. Теперь, когда она у меня есть, я знаю, что я хочу сделать именно это.

Поэтому я целую его так, как целуют людей, когда что-то начинается. Я через голову стягиваю с себя рубашку. Расстегиваю ширинку на джинсах Джесса. Я льну к нему всем телом. В последний раз я почувствую его тепло, в последний раз я посмотрю на него, когда он окажется подо мной, обхватив меня руками за талию. В последний раз я скажу, что люблю его, опуская ему на живот свои бедра и касаясь его груди.

Он всегда смотрит только на меня. Я вижу, как его взгляд скользит по моему телу, наблюдая за мной, принимая меня всю целиком, стараясь запечатлеть в памяти.

Я ощущаю его взгляд. По-настоящему ощущаю. Он лелеет меня и доставляет мне наслаждение.

Никогда никому не позволяйте говорить, что самая романтическая пора любви – это ее начало. Самая романтическая пора – это когда вы знаете, что все должно закончиться.

Не знаю, осознавала ли я когда-нибудь себя в подобный момент так, как осознаю в это само мгновение, когда занимаюсь любовью с мужчиной, которого когда-то считала родственной душой, который, как я теперь знаю, создан для кого-то другого и для чего-то другого, создан для того, чтобы построить свою жизнь где-то еще.

Его глаза никогда не казались мне такими пленительными. Его тело подо мной никогда не казалось таким надежным. Я провожу ладонью по шрамам на его теле, сплетаю пальцы своей левой руки с пальцами его правой руки. Я хочу, чтобы он понял, как он прекрасен для меня.

Когда все закончено, я чувствую себя очень утомленной и до слез потрясенной. Я снова пристраиваюсь у него под мышкой и вручаю ему книгу.

– Готов? – спрашиваю я. – Почитай еще чуть-чуть.

Еще чуть-чуть.

– Да, – говорит Джесс, – все, что угодно.

Я засыпаю в его объятиях, слушая, как он дочитывает книгу до конца, и с радостью узнавая, что Кол хватает Дафну за плечи и наконец говорит: «Боже мой, женщина, ты знаешь, что это ты? Что это всегда была ты?»

Разлюбив кого-то, тебе, однако, нравится чувствовать себя точно так, будто ты лежишь в теплой постели и слышишь звонок будильника.

Не важно, насколько хорошо тебе сейчас, ты знаешь, что пора идти.

Ррр Ррр Ррр Ррр.

Солнце ярко светит прямо мне в лицо. Пищат часы Джесса.

Обложка книги загнулась под его ногой.

Камин погас.

Джесс, все еще не привыкший в смене часового пояса, трясет головой и трет лицо.

Мы оба идем на кухню и находим кое-что из еды. Я выпиваю целый стакан воды. Джесс пьет холодный кофе из кружки. Продолжая пить, он выглядывает из окна кухни, а потом поворачивается ко мне.

– Опять идет снег, – говорит он.

– Сильный? – спрашиваю я. Я смотрю в окно на фасаде дома и вижу, что подъездную дорожку занесло свежим снежным покровом.

– Скоро нужно отправляться в путь, – говорит он. – Мне кажется, что сейчас прояснилось, но не стоит выжидать слишком долго.

– Да, отличная идея, я приму душ.

Джесс кивает, но больше ничего не говорит. Он не поднимается по лестнице, чтобы составить мне компанию. И не отпускает шуток насчет моей наготы. Вместо этого он направляется к камину и начинает чистить его.

И тогда я начинаю подниматься одна по ступеням, сполна ощущая тяжесть новой реальности.

Джесс – дома. Джесс жив.

Но он больше не мой.

За сорок пять минут мы с Джессом собираем вещи и готовимся уезжать. Тарелки помыты, остатки продуктов упакованы, дом приведен в порядок после наших бесчинств. Даже Приключения Кола Крейна, совершенные им не по своей воле вернулись на полку, как будто бы их никогда не читали. Я могла бы поклясться, что нас здесь никогда не было, если бы не знала, что это не так.

Джесс хватает ключи и открывает передо мной входную дверь. С тяжелым сердцем я переступаю порог.

Я не предлагаю, чтобы я повела машину, потому что знаю, что он мне не позволит. Он будет вести себя так, как считает нужным, и я не стану мешать ему. Поэтому я сажусь на пассажирское место, и Джесс дает задний ход.

Напоследок я бросаю взгляд на хижину, когда мы отъезжаем от нее.

От входной двери ведут две цепочки следов.

Я знаю, что скоро следы исчезнут. Возможно, они не переживут ночи, если снег будет продолжать идти так же, как сейчас. Но приятно, когда имеешь возможность посмотреть на что-то и понять, что это означает.

Следы, идущие рядом, расходятся все дальше друг от друга.

Я понимаю.

Это прекрасно.

Это реальность.

Или история о том, как примириться с правдой о любви

К тому времени, когда у нас с Джессом завязывается разговор, мы уже подъезжаем к Нью-Гемпширу. В последние полтора часа мы только слушали радио, погрузившись в собственные мысли.

Я думала главным образом о Сэме.

О легкой щетине, всегда покрывающей его лицо, о том, что он наверняка рано начнет седеть, о том, как сильно мне хочется вернуться, чтобы все вечера проводить с ним за пианино.

Я надеюсь, что после того, как я скажу ему, что хочу быть с ним, он поверит мне.

Было трудно, но я наконец осознала, кто я и чего хочу. На самом деле, никогда я с такой ясностью не ощущала собственной индивидуальности.

Я – Эмма Блэр.

Владелица книжного магазина. Сестра. Дочь. Тетя. Пианистка-любительница. Кошатница. Жительница Новой Англии. Женщина, желающая выйти замуж за Сэма Кемпера.

Нельзя сказать, что я не чувствую боли и грусти. Все равно это потеря.

В глубине души я понимаю, что в тот самый момент, когда я выйду из машины, когда Джесс высадит меня и попрощается, я почувствую себя так, словно я раскалываюсь на части.

Я испытываю те же чувства, что и тогда, когда мне было девять лет и мама повела меня проколоть уши к моему дню рождения.

Тем вечером ко мне должны были прийти гости. Мне купили голубое платье, которое я сама выбрала. Мы с мамой подобрали подходящие к нему по цвету сережки с искусственными сапфирами. Я чувствовала себя очень взрослой.

Женщина поднесла пистолет для прокалывания ушей к моему правому уху, сказав, что может быть больно. Я ответила, что готова.