Почти неделю мы провели в доке: отплытие откладывалось. В это время на борту появился небольшой отряд русских офицеров и солдат. Все они участвовали в гражданской войне и были посланы в Англию учиться водить танки. Несколько машин уже было послано в Архангельск, другие находились в трюме ледокола. Офицеры поместились в каютах, а рядовые жили в помещениях членов экипажа, на нижней палубе.

В соседней каюте были два офицера — Владимир Александров и Кирилл Ермолов. Оба прошли через ужасы гражданской войны, особенно Кирилл. Он был из семьи крупного помещика. Однажды в их поместье появилась толпа пьяных дезертиров. Бандиты ворвались, когда семья сидела за обедом. Один из сыновей направился к ним навстречу. И тут раздался выстрел. Другой бандит схватил сестру, и когда мать попыталась защитить дочь от насилия, их обеих закололи штыками. Кириллу, отцу и младшему брату связали руки и повели в ближайший лесок. По счастливой случайности Кириллу удалось бежать, он спрятался в густом кустарнике. Кирилл лежал и слышал выстрелы, слышал шаги искавших его убийц. Прячась три дня, он передвигался лишь по ночам и наконец дошел до отряда белой армии. Отныне он посвятил жизнь мести за гибель семьи.

Другой из вновь прибывших пассажиров был англичанин, также участвовавший в боях гражданской войны. Очевидно, он был из богатой семьи, потому что купил собственный аэроплан и собирался продолжить борьбу с большевиками. Вторым пилотом у него был русский военный летчик, сорвиголова Костя. Шрамы на его лице свидетельствовали о многочисленных приключениях.

Северное море имеет плохую репутацию. В первую же ночь плавания погода резко ухудшилась. Вскоре мы попали в самый жуткий шторм. Временами казалось, что судно встает на дыбы, но, вздрогнув, оно падало вниз и переваливалось с борта на борт. К вою ветра добавились звуки бьющейся посуды. Багаж, оставленный за дверями кают, швыряло взад-вперед по коридору. С полки над умывальником свалились все вещи, в том числе флакон духов, разбившийся на множество осколков, наполнив каюту тошнотворным запахом фиалок. Мама, волнуясь за Гермошину рыбешку, пыталась добраться до банки, но каждый раз ее отшвыривало прочь. Тогда с трудом с койки слезла я и подобралась к полке. Банка была цела, но вода выплеснулась из нее — вместе с рыбкой. Найти ее я не смогла и с трудом забралась обратно на койку.

С рассветом шторм утих. Появился мой братик, бледный и больной, и поспешил к банке. Не найдя рыбки, он начал неистовые поиски среди раскиданных по полу вещей. Рыбку нашли под ковриком, ее осторожно вернули в банку, но чуда не произошло. Гермоша не хотел расставаться с банкой и позже крепко уснул прямо на полу каюты с банкой в руках.

Когда судно еще стояло в доке, многие пассажиры, включая и нас, ездили в торговые кварталы Ньюкасла. В это время я встретила свой четырнадцатый день рождения. Подарков не было, но мама дала мне денег, чтобы я потратила их по своему усмотрению. Я купила маленькие сувениры — нитку белых кораллов для Марины, шерсть для вязания бабушке. Для Марги нужно было найти что-нибудь необычное. Вспомнив, что она как-то говорила о желании попробовать экзотических фруктов, я купила связку бананов, такую большую, что едва доволокла до каюты и с трудом нашла ей место. К маминым предупреждениям, что бананы не доедут до Архангельска, я была глуха.

Во время краткой стоянки в Бергене некоторые пассажиры, в их числе мама, сошли на берег. Она и Мейзи вернулись с свежим хлебом, сыром и другими продуктами, так как кухня на «Канаде» оставляла желать лучшего. Осборн Гроув тоже ходил за покупками и подарил Гермоше, Ване и мне конфеты, орехи, игральные карты и красивый набор домино. Он был странный человек, этот Осборн Гроув. Он никогда не терял время на бессмысленную болтовню, но часами наблюдал за нашими играми, слушал наши разговоры, сам едва ли произнося хоть слово. Но мы чувствовали, что он благородный человек, всегда готовый помочь нуждавшимся в его помощи.

Мы продвигались к Архангельску, а к нам приближалось Рождество. Салон празднично украсили. Кок расстарался ради праздника и приготовил прекрасный ужин, включая английский сливовый пудинг и блинчики с кремом.

После обеда все собрались в салоне. Из своего кубрика пришли солдаты и тесно сели рядом, сначала немного смущаясь. Наташа, аккомпанируя себе, с большим чувством спела чудным контральто несколько известных цыганских романсов. Мейзи в сопровождении мамы исполнила модные в ту пору песенки. Ей сердечно аплодировали. Но лучше всех пели солдаты во главе со своим командиром. Они исполнили любимые народные песни, и все им подпевали. Этот вечер остался у меня в памяти навсегда.

Прошла неделя. На пароходе продолжались проводы старого года и встреча нового. Капитан устроил у себя в каюте вечер, куда пригласил комсостав и маму. Я была слишком юная, чтобы быть в числе гостей, но меня пригласил к себе в каюту совсем молоденький второй помощник капитана. Там я выпила стакан вина, а когда он предложил мне сигарету, бесстрашно взяла и курила, как мне казалось, довольно искушенно.

Я уже засыпала в своей каюте, когда к нам ввалились офицеры со стаканами в руках. Они пришли, по их словам, пожелать самой юной леди на корабле счастливого Нового года. Все были прилично навеселе. Каждый требовал, чтоб я пригубила из его стакана и, по старинному обычаю, разрешила себя поцеловать, после чего они весело убрались восвояси.

На второй день нового 1920 года корабль пришел в унылый порт Мурманск. Моя тетя Маргуня и ее муж, подполковник Дилакаторский, командующий Мурманским военным гарнизоном, пришли на судно. Счастливые, встречались вновь друзья и родственники. Веяло оптимизмом. Повсюду слышалось русское приветствие: «С Новым годом, с новым счастьем!». За Дилакаторскими на борт поднялась группа казаков. Один из них пошел вприсядку по палубе, выкидывая ноги и двигаясь по кругу под аккомпанемент дружных хлопков.

Все идет хорошо, уверяли нас. Белая армия подходит к крепости Кронштадт под Петроградом. Победа — вопрос нескольких дней. Через два дня мы подходили к месту назначения, пробиваясь сквозь льды замерзшего Белого моря. Все, кто путешествовал в те годы на ледоколе, вероятно, помнят, каким трудным, медленным было продвижение. Корабль упрямо идет вперед, взламывая лед, затем отходит назад для разгона и снова движется вперед. Огромная масса льда, поднимающаяся по обе стороны, угрожая поглотить корабль, опадает, покрывая палубу сверкающим дождем ледяных осколков. Шум стоит оглушительный. За нами длинной темной полосой тянется пробитый во льду узкий канал, исчезая вдали, там, где сливаются небо и Белое море и пропадает разделяющая их черта.

Вечером, когда я стояла на палубе, наблюдая за волшебным северным сиянием, кто-то из команды указал мне на белого медведя, бредущего среди льдов. Поглощенный своим делом, он не очень-то обращал внимание на наш корабль.

Наконец мы добрались до пригородов Архангельска и ошвартовались в маленьком порту Экономия, в двенадцати верстах от города. На пристани нас ждал дядя Саня, но, узнав, что до следующего утра на берег никого не отпустят, уехал, пообещав вернуться. Как только он уехал, пассажирам сообщили, что желающие могут покинуть корабль. Кто-то решил остаться на борту, а некоторые, среди них Брауны и мы, решили сойти на берег.