Там – никакого движения.

Холодно, но не так, как могло бы быть в ясную, тихую погоду.

Думаю, до смерти не замерзну.

Но и заснуть едва ли удастся.

Закрываю глаза, и тут меня осеняет.

Случайный выбор.

Как победить противника, наделенного способностью предугадывать все, любые твои шаги и действия?

Неожиданностью. Предпринять действие совершенно произвольное.

Незапланированное.

Нечто, о чем раньше почти или совсем не думал.

Может быть, ход будет неудачный и весь твой план рухнет, а игра будет проиграна.

Но может быть, застав врага врасплох, ты получишь непредвиденное стратегическое преимущество.

Если этот посыл верен, то как применить его на практике к нынешней ситуации?

Как сделать что-то из ряда вон выходящее, что невозможно предугадать?

* * *

В какой-то момент я засыпаю.

И просыпаюсь, дрожа от холода, в серо-белом мире.

Ветра нет, снегопад прекратился, и за голыми деревьями видны кое-где кусочки городского профиля и верхушки самых высоких зданий, касающиеся низкого облачного неба.

Белое, нетронутое поле.

Солнце еще только встает.

Мигают и гаснут уличные фонари.

Я сажусь, с трудом разминая затекшее тело.

Одежду слегка припорошило.

Дыхание срывается с губ белыми перышками.

Такого безмятежно-ясного и торжественно-величественного утра над Чикаго я еще не видел.

Утра над городом, где пустые улицы приглушили все звуки.

Где небо бело и земля бела, и на этом фоне четкими силуэтами вырисованы дома и деревья.

Семь миллионов человек…

Я представляю себе их.

Кто-то еще лежит в постели, кто-то стоит у окна и, раздвинув шторы, смотрит на то, что оставила после себя снежная буря.

Какая умиротворяющая картина!

Поднимаюсь на ноги.

Она есть у меня, одна безумная идея.

Толчок ей дало кое-что, случившееся вечером в баре, перед самым появлением Джейсона. Сам бы я никогда ничего такого не придумал, и именно в этом ее ценность.

Я иду через парк, держу курс на север, в сторону Логан-сквер.

В направлении дома.

Захожу в первый же дежурный магазин и покупаю одну-единственную сигару «Свишер свит» и мини-зажигалку BIC.

У меня остается восемь долларов и двадцать один цент.

* * *

Бушлат сырой от снега. Я вешаю его на вешалку у входа и подхожу к стойке.

Чем очаровывает это заведение, так это восхитительной атмосферой аутентичности. Впечатление такое, что оно было здесь всегда. Дух 1950-х идет не от виниловой обивки кабинок и стульев, не от развешанных по стенам фотографий постоянных, приходящих сюда десятилетиями клиентов. Мне кажется, он в запахе, остающемся неизменным из года в год. В запахе жареного бекона и варящегося кофе, а еще в неистребимых остатках того времени, когда на пути к столику приходилось идти через клубы сигаретного дыма.

Не считая нескольких человек у стойки, замечаю двух копов в одной из кабинок, трех только что сменившихся медсестер и старика в черном костюме, скучающе вглядывающегося в чашку с кофе.

Сажусь за стойку, поближе к пышущему жаром открытому грилю.

Ко мне подходит пожилая официантка.

Я знаю, что похож на бездомного бродягу-наркомана, но она и виду не подает, что со мной что-то не так, ничем свое мнение не выражает и просто принимает заказ с поистрепавшейся среднезападной любезностью.

Как же хорошо в тепле, под крышей!

Кости понемногу оттаивают.

Эта ночная столовка находится всего лишь в восьми кварталах от моего дома, но я здесь впервые.

Приносят кофе. Я обхватываю горячую керамическую кружку грязными пальцами и наслаждаюсь ее теплом.

Арифметикой пришлось заняться заранее.

Я могу позволить себе эту вот чашку кофе, яичницу из двух яиц и тост.

Есть стараюсь медленно, растягиваю удовольствие, но унять голод не получается.

Официантка, сжалившись, приносит еще один тост. Бесплатный.

Добрая женщина.

Учитывая, что сейчас случится, я чувствую себя еще паршивее.

Проверяю время по раскладному мобильнику – такими пользуются драг-дилеры в кино, – купленному в другом мире, чтобы позвонить Дэниеле. Здесь по нему звонить нельзя – наверное, оплаченные минуты в мультивселенной не переносятся.

08:15.

Джейсон-2, вероятно, ушел на работу минут двадцать назад, чтобы успеть на поезд и не опоздать на лекцию в половине десятого.

А может, никуда он и не ушел. Может, заболел или остался дома по каким-то причинам, предвидеть которые я не мог. Тогда весь мой план идет под откос, но приближаться к дому, чтобы проверить, свалил он или нет, слишком рискованно.

Выгребаю из кармана восемь долларов и двадцать один цент и кладу их на стойку.

Этого едва хватает на оплату завтрака и постыдно скромные чаевые.

Делаю последний глоток кофе.

Опускаю пальцы в накладной карман клетчатой фланелевой рубашки и достаю сигару и зажигалку.

Оглядываюсь.

Посетителей заметно прибавилось.

Два копа, сидевшие в кабинке, когда я пришел, ушли, но в дальнем уголке появился третий.

Дрожащими пальцами я разрываю упаковку. Как и следует из названия, сигара попахивает сладким.

Высечь огонек получается только с третьей попытки.

Я подношу пламя к кончику сигары, втягиваю полный рот дыма и выпускаю струю в спину повара, ворочающего оладьи на решетке гриля.

Секунд десять никто ничего не замечает. Потом сидящая рядом пожилая женщина в обсыпанном кошачьей шерстью пальто поворачивается и говорит:

– Здесь это делать нельзя.

И я отвечаю ей так, как мне и в голову не пришло бы ответить:

– Но ведь лучше сигары после еды ничего и быть не может!

Старушка смотрит на меня через зеркальные стекла очков. Смотрит как на сумасшедшего.

Официантка, подошедшая с дымящимся кофейником, выглядит огорченной. Качая головой, она произносит укоризненно-материнским тоном:

– Знаете, здесь не курят.

– Но это так приятно! – возражаю я.

– Мне позвать менеджера?

Я затягиваюсь.

Выдыхаю.