– Я просто хочу вернуть сестру. Я хочу найти эту чертову книгу, чтобы Мордеус сказал мне, что искать дальше. Как меня бесит, что все ведут себя так, будто у нас есть все время на свете. Я хочу покончить с этим, забрать сестру и вернуться домой, – но на последнем слове мой голос срывается. Домой? В этом дело? Мы не сможем остаться в Фейрскейпе. Я обокрала Горста, и он никогда не перестанет преследовать меня за это. Да и в любом случае вернуться в Элору – значит попрощаться с Себастьяном… и с Финном, и с Претой, и со всей командой фейри-отщепенцев.

Когда я поднимаю глаза, Прета внимательно смотрит на меня. Может быть, дело просто в облике Эврелоди, но выражение ее лица кажется почти сочувственным.

– Ты поругалась с Себастьяном?

– Вовсе нет, – я качаю головой и отвожу взгляд. На другой стороне мощеной улицы фейри с ангельскими полупрозрачными крыльями и завитыми рогами подметает крыльцо. – Проблема в том, что он доверяет мне, и он мне нужен. Но каждый раз, когда я использую его, я чувствую себя так ужасно.

Она хмурится.

– Ты оказалась в безвыходном положении.

Я жду, что она даст мне какой-нибудь мудрый совет, подскажет, что делать в этой невозможной ситуации, но она просто заходит в дом и жестом показывает, чтобы я закрыла за собой дверь. Она возвращает себе свой облик и ведет меня в библиотеку.

Двери в задней части темного коридора закрыты. Кейн стоит на страже, скрестив руки на груди, его красные глаза светятся в погруженном в полумрак коридоре.

Прета переводит взгляд с него на закрытые двери и хмурится.

– Мой брат пришел раньше?

– Король и королева сейчас разговаривают с Финном и Тайнаном, но королева ожидает, что ты присоединишься к ним за обедом, – Кейн морщится. – Извиниться за тебя?

Прета качает головой.

– Я знала, что так будет. Обед, ужин. Разве это имеет значение?

Она говорит как обычно, но ее походка, когда она поворачивается на каблуках и вылетает в гостиную, совсем другая.

Я перевожу беспомощный взгляд с Кейна на темный дверной проем, в котором исчезла Прета.

– Мне оставить ее в покое или…

Кейн поднимает руки.

– Слушай, ты что, не можешь сделать то, что обычно делают женщины?

Я поднимаю бровь.

– То, что делают женщины?

Он машет рукой.

– Ну, ты поняла. Скажи ей что-нибудь приятное, подними настроение, несмотря на то что ее сердце разбито, а любовь – та еще сволочь…

– О, я… а почему это делают женщины?

Он хмыкает.

– Думаешь, я хорошо с этим справлюсь? Я даже не могу сказать «доброе утро», чтобы при этом не казалось, что я втайне желаю кому-нибудь мучительной смерти.

В его словах есть смысл. Я хмурюсь, обдумывая их.

– У нее разбито сердце? Почему?

Он переносит вес на пятки.

– Если ты хочешь это узнать, иди и поговори с ней.

Судя по тому, как он относится к ней, я вижу, что ему бы очень хотелось сделать это самому. Но он не может – и ему это не по душе. Но я тоже не уверена, что хорошо с этим справлюсь.

И тем не менее я иду в гостиную. Прета стоит у окна и смотрит на улицу. На лице – безучастная маска, глаза холодные.

– Хочешь поговорить об этом?

Она напрягается.

– Признаться, что мне есть о чем говорить – значит совершить предательство по отношению к моему мужу.

О. Ну, тогда…

– Когда умер Вексиус?

– Четыре года назад. Он был ранен, когда сопровождал группу Неблагих беженцев к порталу во владения Диких фейри, – она сглатывает. – Он так и не пришел в себя.

Неудивительно, что она была так потрясена, когда Финн пострадал при тех же обстоятельствах.

– Четыре года – долгий срок. Ты можешь простить себя за то, что за это время у тебя появились чувства к кому-то другому.

Она отрывает взгляд от улицы и встречается со мной взглядом. Я никогда не видела, чтобы она выглядела такой постаревшей – и такой усталой.

– Мои чувства к Амире появились задолго до того, как я встретила Вексиуса. И задолго до того, как обе мы вышли замуж.

Я смутно припоминаю это имя. Это та встреча, которой она так боялась.

– Амира – королева Диких фейри?

Прета кивает и снова отводит взгляд.

– И жена моего брата.

– Ох… – мой живот скручивает, когда я пытаюсь это представить. – Прета, мне так жаль.

– Да, мне тоже, – окно запотело от ее дыхания. – Когда Амиру привезли в наш дворец, мы были твоими ровесницами. Она готовилась стать невестой Миши, но я влюбилась в нее с первого взгляда.

– Это так красиво, – в моем голосе слышится грусть. Я знаю, как кончится эта история. – Значит, она предпочла его тебе?

Я морщусь при звуках собственного вопроса. Если бы Кейн был здесь и видел, как неуместно я себя повела… наверное, так бы он смог и сам.

Прета усмехается.

– Вряд ли. У нас никогда не было выбора. Когда речь заходит о таких, как я или Амира, Дикие фейри толерантнее Благих. Мои родители воспитывали нас в убеждении, что любовь прекрасна во всех ее проявлениях, но я всегда знала, что это принятие ограничивается только территорией нашего дворца. Быть членом королевской семьи – значит жить по другим правилам.

– Почему? – спрашиваю я. – Какая разница?

– Тебе бы сказали, что дело в силе родо́в, но на самом деле дело в том, как ты выглядишь в глазах других. И в том, какой они могут испытывать дискомфорт при мысли, что их дочь любит другую женщину, – она вздыхает. – Но мы с Амирой провели вместе три года, пока она готовилась стать королевой. Мише было все равно. Он женился на ней не по любви, а только для того, чтобы укрепить союз между нашими семьями. Но когда узнали наши родители… – ее губы дергаются – от веселья? Раздражения? Старой злости? А может быть, от всех этих чувств. – Можешь представить, в каком ужасе я была, когда меня отправили в Неблагой двор и выдали замуж за младшего брата их принца.

– За Вексиуса, – тихо говорю я. Даже не представляю, каково это – выйти замуж по политическим мотивам. Представить не могу, что любовь может иметь такой незначительный вес, если ты выбрал себе спутника жизни. Но именно с этим столкнется Себастьян, если я решу, что не хочу быть его невестой. – Но в конце концов у тебя появились к нему чувства?

– Иногда я жалею об этом, – говорит она, прижимая кулак к груди, как будто пытаясь унять боль. – Но его было так легко полюбить.

* * *

– У тебя получается все лучше, – говорит Финн.

Я поднимаю на него изумленный взгляд.