— Ради Всевышнего, скажи, ну почему ты всегда борешься со мной?

А затем, уже не в силах больше сдерживать себя, он обнял Бет, его твердые губы жадно накрыли ее маленький рот, и он плотно прижал ее стройное тело к себе.

Это был странный, горький и одновременно сладкий поцелуй. Его губы были так нежны, что она потеряла волю к какому-либо сопротивлению. Если бы его поцелуй был выражением грубого насилия, то она нашла бы в себе силы сопротивляться, но он был удивительно мягким и нежным. Она знала, что должна бороться с ним, но вместо этого стала податлива. Вместо того чтобы попытаться бежать, она инстинктивно пыталась слиться с ним. Неспособная ощущать ничего, кроме этого мускулистого мужского тела, Бет возвратила ему всю теплоту поцелуя, и ее пальцы перебирали густые пряди его черных волос. Его губы влили огонь внутрь ее тела, которое выгнулось навстречу ему, ее груди стремились ощутить его плоть, тело ее требовало, чтобы он взял его снова и снова. Она страстно вздохнула, когда его руки плотно обхватили ее ягодицы. Обезумевшая от желания, Бет не отвергла бы сейчас ни одной его просьбы, если бы в самый неподобающий момент не вспомнила о своем браке с Натаном. С тихим стыдливым всхлипыванием она отодвинулась от Рафаэля, вынырнула из его объятий и отступила от него. Одной рукой она как бы защищалась от него.

Они оба тяжело дышали, состояние Рафаэля наглядно выдавали вздыбленные спереди панталоны, волосы его были растрепаны пальцами Бет.

Стараясь сдержать дрожь в голосе, он тихо спросил:

— Не хотела бы ты мне объяснить, что, черт возьми, случилось?

Фиолетовые глаза спокойно встретились с его серыми и, несмотря на бушевавшую внутри нее бурю, Бет спокойно парировала:

— Я думаю, вы прекрасно понимаете, что произошло. Я напомню, если вы забыли, что у меня есть муж. Муж, который очень меня любит.

— А, понятно, — сказал он насмешливым тоном. — Мне кажется, что у тебя очень удобная память. Одну минуту ты проводишь в моих объятьях, а во вторую вспоминаешь о своем муже. — Почти в обвинительном тоне он припомнил ей:

— Между прочим, с Лоренцо ты довольно легко забыла о нем!

— Это не правда! Если бы вы все же захотели выслушать меня, я все смогла бы объяснить, и вы поняли бы, что у вас с самого начала создалось совсем не верное мнение обо мне, — сказала Бет горячо. Как ей хотелось объясниться наконец и еще… Она не могла сказать честно, чего же ей хотелось больше!

Быстро оглядев ее, Рафаэль почувствовал, что его желание делает его почти безумным, однако какая-то часть разума подсказывала, что это опасно и глупо. Злясь на самого себя из-за раздвоения эмоций, он раздраженно спросил:

— Как же ты собираешься объяснить мне то, что я и без тебя хорошо знаю? Что, может быть, Лоренцо соблазнил тебя? Он способен на такое. Но что-то ведь подбадривало его в этом начинании! И ты забыла, что, только что проведя с ним время в любовных утехах, ты позволила мне взять тебя!

Голос его выдал страшную внутреннюю боль, когда он продолжил:

— Думаешь, я могу забыть это? Бет побледнела от того отвращения, которое прозвучало в его голосе, и, чувствуя, как все у нее внутри съеживается от горя, нашла в себе силы посмотреть прямо на него и холодно сказать:

— Я с трудом понимаю, почему вы клеймите меня, — вы не теряли времени даром, заняв место Лоренцо.

В один ужасный момент она подумала, что он ее ударит, но даже когда его кулаки сжались, он не сделал ни одного движения и не дотронулся до нее. Потрясенная теми гадостями, которые они только что наговорили друг другу, она мягко произнесла:

— Натан и я завтра уезжаем, и я думаю, что нам лучше постараться не оставаться наедине.

Рафаэль не произнес ни слова, он только внимательно наблюдал за ней с расстояния в несколько футов, которое их разделяло.

Затем, прогоняя ледяное выражение со своего лица, с предельной учтивостью совершенно без эмоций ответил:

— Очень мудро. Извиняться не стану, потому что мне вовсе не стыдно за все, что произошло между нами. Единственное, о чем я сожалею, это о том, что был настолько глуп, что позволил сиюминутному сумасшествию управлять мною. Этого не должен допускать ни один мужчина.

Она думала, что сказав это, он тут же уйдет, но он поразил ее тем, что ласково провел пальцами по ее щеке. Грусть в его голосе звучала очень заметно, когда он продолжил свой монолог:

— Как жаль, маленькое ангельское личико, что мы не встретились с тобой давным-давно, в другое время и в другом месте. Вполне вероятно, что обе наши жизни пошли бы по другому руслу.

Глубоко тронутая его словами, со слезами в уголках глаз, Бет кивнула в знак согласия.

Рафаэль резко повернулся и вышел. Слепая от слез, Бет смотрела в закрывающуюся дверь и думала, был ли в действительности кто-либо, чье сердце разорвалось от неудачной любви, потому что у нее было такое чувство, что ее сердце сейчас не выдержит этой щемящей боли.

Несмотря на безмерную тоску, сжимавшую ей грудь, Бет сумела не показать своих чувств Натану, когда они встретились некоторое время спустя за обеденным столом. Правда, аппетит у нее пропал.

Рафаэль присоединился к ним в середине обеда. Он холодно извинился за опоздание, но причину объяснять не стал. Он вежливо разговаривал с Натаном, выпил две чашки кофе, а в сторону Бет не глянул ни разу. Она была уверена, что он не делает этого, чтобы ненароком не выдать своих чувств.

Натан не проявил никаких признаков того, что он заметил какую-либо напряженность за столом, и выглядел вполне довольным собой. По крайней мере, у него все в порядке, подумала Бет с неожиданным раздражением.

Когда Рафаэль присоединился к ним за обеденным столом, Натан засыпал его бесконечными и совершенно бестактными вопросами об индейцах.

К концу трапезы Рафаэль спрашивал себя, каким образом ему удастся выдержать несколько часов в компании Натана, чтобы не задушить этого идиота. Вставая из-за стола и откладывая салфетку, Рафаэль, глядя поверх Бет, с холодной вежливостью сказал:

— Натан и я проводим вас к дому Мавериков, как только вы будете готовы выйти. —Однако советую не мешкать. Команчи уже на подходе, и это весьма любопытно видеть, я говорю об их въезде в город.

Бет рискнула посмотреть ему в лицо и пожалела, что сделала это. Его глаза были такими ледяными, пустыми и далекими, что, несмотря на теплый день, она вздрогнула, как от озноба.

Она поднялась к себе, чтобы взять платок, и все трое медленно направились к дому Мавериков.

На улице было полно не только жителей самого города, но и людей из его окрестностей, которые хотели видеть незабываемое зрелище — приезд диких варваров на встречу и переговоры.

Сначала показалось облако пыли, и индейцы верхом на лошадях были плохо различимы.

— А почему их так много? — спросил Натан с удивлением и легко различимым испугом. — Мне казалось, что хватило бы и полдюжины. Зачем впускать все племя?